Люди «А»

Мы быстро съели хлеб и пошли к больнице, где удерживались заложники. Нужно было оценить расположение зданий больницы, посмотреть, какая видимость вокруг. Утром нас обещали снабдить аэрофотосъемкой, но ее все еще не было.

По городу туда-сюда ездили грузовики с гробами. В кузовах, рядом с гробами, сидели люди. Они хоронили тех, кого расстреляли вчера.

— Эти гады везли в кузовах пустые гробы. На блокпосте сказали, что везут «двухсотых». Циничные твари, — сказал кто-то из бойцов.

Мы зашли на территорию больницы. В ней было очень много корпусов. Но было понятно, что боевики засели в главном здании. Есть ли их наблюдатели в других корпусах — неизвестно. Обошли больницу вокруг. Как назло, только жиденькие деревца и кустики, в случае штурма укрыться негде.

— Похоже, пойдем как пушечное мясо, — заметил кто-то из наших.

Он не был трусом, этот боец. Это была трезвая оценка ситуации.

Храбрецы, впрочем, появились. Так бывает каждый раз — появляются храбрецы. Один, поддатый, подошел к Блинову:

— Я спецназовец. Я знаю, как проникнуть в больницу, у меня есть план по выводу заложников. Пустите через оцепление?

Виктор Иванович осматривал местность. Не отвлекаясь, даже не взглянув на человека, ответил:

— Брат. Хочешь — иди. Будешь как дырявый носок.

В этот момент рядом оказался журналист — они смело лазали вокруг в поисках сенсации — и обратился к Виктору Ивановичу:

— Простите, а Вы кто?

На этот раз Виктор Иваныч повернул голову. Смерил журналиста взглядом и буркнул:

— Капитан Пауэр. И солдаты будущего.[20]

16 июня 1995 года, Буденновск. Вечер

День прошёл в подготовке к штурму. Точнее, в раздумьях о штурме. Группа делала всё от неё зависящее, чтобы раздобыть информацию по больнице. Информации не хватало. А которая была, указывала, что мы не сможем провести операцию имеющимися силами.

Утром предстоял бой. Который — мы это прекрасно понимали — для кого-то станет последним.

Мы пытались хотя бы отдохнуть. Получалось плохо. Мы нервничали, не спали, много ели. Местные несли нам еду, какая была — колбасу, картошку, сладкий лимонад местного производства. Около пяти-шести вечера нам привезли горячую пищу — тушёную картошку с мясом. Всё это мы съели так же быстро.

И какое же моё было удивление, когда по возвращению в Москву я обнаружил потерю восьми килограммов веса! Но это было потом. А тогда мы ели как в последний раз. Для кого-то — и вправду в последний.

К исходу вторых суток нас сняли из оцепления больницы и разместили в здании какого-то интерната. Нам было всё равно. Мы уже привыкли, что вблизи мест, где происходят теракты, не бывает пятизвёздочных отелей.

Местные жители несли нам еду. Несли все, что у них было. И это при том, что в городе, как я уже говорил, были закрыты все магазины, и что будет дальше, сколько это продлится, никто из жителей не знал.

— Поешьте, сынки, силы вам нужны, — сказала подошедшая к нам старушка. Она принесла молоко, хлеб и сосиски.

— Спасибо, мать, — сказал ей Блинов.

— Виктор Иваныч, держи, — боец протянул Блинову сосиску и хлеб.

— Я это не ем. Ешь сам, — отказался Блинов.

— Виктор Иваныч, не время привередничать, — сказал боец.

— У меня система, — жестко отрезал Блинов.

Ближе к ночи мы все собрались на обсуждение плана штурма. Нам показали аэрофотосъёмку здания. Начальник отдела посмотрел на неё и сказал:

— Аэрофотосъемка бестолковая. Кроны деревьев не дают увидеть никакую картину. Плана корпусов больницы тоже нет, а постройка очень непростая. Корпусов много и стоят замысловато. Вокруг лысо, поэтому мы будем у террористов как на ладони. Но взять их все равно надо. Берете светозвуковые гранаты и лестницы. Задача — добраться до здания и проникнуть внутрь. Выбиваете окна. Лестницы вам в помощь.

— Александр Михайлович, а если на первом этаже будут решетки, что делать? — спросил Гена Соколов.

— Соколов, ты чё, сука, самый умный? Действовать по обстановке.

Командир понимал, что посылает людей на смерть. И что их смерть будет бесполезной. Взять штурмом больницу было просто невозможно. Но у него не было выбора. У нас тоже.

Блинов тогда ударил кулаком по бронежилету, но ничего не сказал. Просто встал и ушёл.

Мы вернулись в здание школы-интерната — выспаться перед боем. Долго таскали кровати, которые только привезли. Улеглись, но свет сразу не потушили.

Бойцы разговаривали — уснуть перед боем непросто, хотя и очень нужно.

Виктор Иванович ни с кем не разговаривал. Он достал какую-то толстую книгу и углубился в чтение.

— Гена, что Иваныч читает? — спросил я Соколова.

— Лех, я не рискну спросить, он на бой настраивается. Сейчас потихоньку гляну, — ответил он. С Блиновым Гена был в хороших отношениях — настолько хороших, насколько это было возможно с Блиновым.

Он осторожно заглянул Иванычу через плечо.

— Это Библия, — тихо сказал он мне. — Ну то есть Новый Завет. На трех языках — русском, английском и немецком. Виктор Иванович ее с собой возит. Хоть и тяжёлая.

Блинов читал, переворачивая страницы туда-сюда — видимо, читал по очереди на трех языках.

Бойцы тем временем разговаривали:

— Шансов мало, — говорил один.