Люди без прошлого

Чему ты улыбаешься, Болдин? Или мне показалось? Ладно. Тела вывезли в область, по некоторым признакам установили, что это та самая троица. Как они оказались в тех лесах — большая загадка. Видимо, по воздуху перенеслись. Что же касается пропавших денег, то их нашли гораздо раньше — через месяц после инцидента. Осведомитель донес чекистам о группе подозрительных лиц, проживающих в гостинице поселка Набутово. Детали тебе не интересны. КГБ взял товарищей под наблюдение. В ресторане они рассчитались купюрами, серии и номера которых были переписаны комитетчиками. Их брали ночью, в гостинице. Хотели без шума, но получилось как всегда. Эти гаврики были вооружены, оказали сопротивление. В ходе перестрелки обоих ликвидировали — хорошо, другие не пострадали. Деньги оказались при этой парочке. Номера купюр совпали. Именно их и стырили в банке. Не хватало около тысячи, но люди тратились, их можно понять — на рестораны, на девиц легкого поведения… Так что все закончилось еще в те годы, просто чекисты не посчитали нужным информировать внутренние органы. И свою прекрасную версию можешь засунуть куда подальше. Дерьмо, а не версия, — майор не удержался от мстительной ухмылки. — А теперь иди и займись наконец настоящим делом.

Павел вышел в коридор, прислонился к стене. Разочарование отдавало в ноги. Вполне жизнеспособная версия разрушилась как взорванный дом. Другими пока не обзавелись…

Глава одиннадцатая

21 сентября 1943 года.

— Ну, что, тварь, будешь говорить? — Звучная оплеуха подбросила безжизненное тело. Забренчала цепь, окровавленный мужчина в исподнем жалобно застонал. Ободранные до костей запястья крепились к провисшей цепи, жилы натянулись, рвались. Ноги несчастного касались бетонного пола, но это не спасало от страданий. Боль в плечевых суставах была адской. Он уже не реагировал, поникла голова с рано поседевшими волосами. С губ на пол капала кровь, перемешанная со слюной.

Полицай, проводивший допрос, был без кителя, в светлой форменной сорочке с закатанными рукавами. Свободно сидели штаны с подтяжками. Он поднял подбородок арестанта рукояткой плети, с досадой покачал головой. Человек практически отошел в мир иной. Блуждали мутные глаза, губы шептали что-то невразумительное.

Полицай поднял с пола ведро с водой, выплеснул в лицо арестанта. Тот захрипел, подавился, стал кашлять. В затянутых пеленой глазах появилось что-то осмысленное.

— С возвращением, Григорий Иванович, — оскалился палач. — Не уходите никуда, мы еще не закончили. Говори, сука, где база Курбанова? — Он щелкнул плетью в угрожающей близости от лица. — Хочешь умереть быстро и без мучений?

— Не знаю ничего, отвяжись, сволочь… — Арестант шепелявил, зубов во рту осталось немного. — Они постоянно меняют дислокацию — сегодня здесь, завтра там… А я уже неделю на вашем курорте… А знал бы, все равно бы не сказал… Какая тебе разница, гнида, где база товарища Курбанова? Вам неделю здесь осталось, не больше, наши уже на подходе к Смоленску… Уничтожите базу — что изменится?

— Удовольствие получу, — объяснил полицай. — Есть там кое-кто, с кем хотелось бы встретиться, поговорить по душам. А насчет вашей армии ты бы, Григорий Иванович, шибко не надеялся. Сегодня она наступает, завтра драпает. Знаем, проходили. Так что, хочешь быстрой и безболезненной смерти?

— Да пошел ты, сука…

Удар плетью вышел смазанный. Брызнула кровь, попала на собственное лицо, заляпала усы, которые он позже собирался сбрить. Ругнувшись, мучитель вынул из кармана платок, смочил в кадке, отжал, вытер лицо. Узник уже не мог кричать, издавал лишь невнятные звуки. Плеть рассекла щеку и нос, кровь текла как из ведра. Заплыл левый глаз, превратился в едва приметную щелку.

— Будем молчать, Григорий Иванович? — Выдержки пока хватало, не сорвался в истерику. — Вот объясни, на кой хрен тебе эти мучения? Героем Советского Союза все равно не станешь, а мы завтра по всему свету раструбим, что ты сдал своих. А будешь умным — промолчим. Слушай, а может, в живых тебя оставить? — Полицай заржал от собственной шутки. — А почему бы и нет? Подлатаем, отдохнуть дадим, в строй поставим. Десятником пойдешь, Георгий Иванович?

Последующее оскорбление обидело бы даже бесчувственное дерево. Полицай вспыхнул:

— А вот маму ты мою, падла, не трожь… — Он потянул за рычаг в стене. Заскрипела цепь, переброшенная через передаточный механизм. Руки несчастного стали подниматься к потолку. Он пытался удержаться носками на полу, извивался, выл от боли. Но опоры уже не было, пальцы ног оторвались от пола. Затрещали жилы, порвались мышцы.

— Последняя возможность отличиться, Григорий Иванович, спеши, а то будет очень больно.