Люди Бездны

Но вот они идут со всей помпезностью и самоуверенностью власть имущих, эти люди из стали, эти военачальники и покорители мира, и не видно ни конца ни края этого шествия. Все вперемежку, пэры и члены палаты общин, принцы и магараджи, королевские конюшие и дворцовая стража. А вот и колонисты, поджарые и закаленные, тут представители со всех концов света: из Канады, Австралии и Новой Зеландии, с Бермудских островов и Борнео, с островов Фиджи и Золотого Берега, из Родезии, Капской колонии, Наталя, Сьерра-Леоне и Гамбии, из Нигерии и Уганды, с Цейлона, Ямайки, Кипра, из Гонг-Конга и Вей-Хай-Вея, из Лагоса, с Мальты и с Санта-Лючии, из Сингапура и с Тринидада. А вот и покоренные народы Инда, темнокожие всадники, вооруженные саблями, суровые варвары в огненно-алых и малиновых одеяниях, сикхи, раджпуты, бирманцы, провинция за провинцией и каста за кастой.

А вот промелькнули и конные гвардейцы на превосходных буланых лошадях и в золотых доспехах, буря приветственных криков, грохот оркестра: «Король! Король! Боже, храни короля!» Все сошли с ума. И я тоже заразился всеобщим безумием. Мне тоже захотелось крикнуть: «Король! Боже, храни короля!». Оборванцы, стоявшие рядом со мной, со слезами на глазах подбрасывали свои шляпы, исступленно крича: «Благослови его, Бог! Благослови его, Бог!» Смотрите же, вот и он сам, в чудесной золотой карете, в огромной сверкающей короне, и женщина рядом с ним – вся в белом и тоже увенчанная короной.

И я поспешно прогоняю наваждение, стараясь убедить себя, что все это происходит наяву, в нашем рациональном мире, а не в какой-то сказочной стране. Это мне не вполне удалось, и так даже лучше. Я бы предпочел верить, что все это великолепие и тщеславие, карнавал и дикарство явились из волшебной страны, чем думать, что это осмысленные действия разумных людей, подчинивших себе материю и открывших тайны звезд.

Принцы и князьки, герцоги и герцогини, коронованные особы всех мастей из королевской свиты скрылись из вида, и снова потянулись воины, и лакеи, и завоеванные народы, пока наконец шествие не завершилось. Толпа вынесла меня с площади в лабиринт узких улочек, где в тавернах стоял пьяный галдеж, мужчины, женщины, дети – все участвовали в грандиозном кутеже. Из всех дверей неслась любимая песня, посвященная коронации:

Коронация сегодня, покутим, гип-гип ура!
Попраздновать на славу и выпить нам пора,
Вино, виски и шерри рекою потекут,
И будет веселиться весь день счастливый люд.

Дождь лил стеной. На улице показались вспомогательные войска, черные африканцы, и желтые азиаты в тюрбанах и фесках, и кули, пошатывающиеся под тяжестью пулеметов и горных орудий на их головах, голые ноги отбивали ритм, шлепая по грязной мостовой. Словно по мановению волшебной палочки, кабаки опустели, британские братья высыпали поприветствовать своих темнокожих верноподданных и быстренько вернулись обратно.

– Ну и как тебе понравилась процессия, папаша? – спросил я одного старика на скамейке в Грин-парке.

– Как понравилась? Отличный шанс выспаться, сказал я себе: полицейских-то нет. И забрался в укромный уголок вместе с пятью десятками таких же, как я. Да как-то не спалось на пустой желудок и все думалось о том, что проработал я всю свою жизнь, а теперь и места нет, где голову приклонить, а тут вся эта музыка и крики и пушечная пальба, так что я чуть не сделался анархистом и захотел вышибить мозги лорду-камергеру.

Почему именно лорду-камергеру, я не смог понять, а он так и не сумел мне объяснить. Сказал только, что так он чувствует, и точка, и больше мы эту тему не обсуждали.

Когда опустилась ночь, город озарился светом. То и дело вспыхивали огни, зеленые, янтарные, рубиновые, и повсюду сверкал вензель «E. R.» из больших, словно высеченных из хрусталя букв на пламенеющем фоне. На улицы высыпали сотни тысяч горожан, и, хотя полицейские изо всех сил старались не допустить беспорядков, пьяных и буйных было предостаточно. Получив возможность отдохнуть, усталый трудовой люд, казалось, совсем потерял голову от возбуждения, народ выплеснулся на улицы и пустился в пляс; мужчины и женщины, дети и старики, держась за руки и выстроившись длинными цепочками, пели: «Может, я сошел с ума, но я тебя люблю», «Долли Грей», «Цветок жимолости и пчела» – с таким припевом:

Я пчела, а ты цветок, жимолости дар,
С губок твоих алых буду пить нектар.