Люди Быка

На лесных делянах жатва, в основном, закончилась, и в селениях шел обмолот ячменя. Семен наконец понял, зачем на всех здешних токах устанавливаются плетни, которые вроде бы ничего не отгораживают. О них хлестали подсушенные снопы, выколачивая зерна на землю. Семен вспомнил даже, как этот способ назывался на Руси — «хвостание». Он не был бы самим собой, если бы не предложил нововведение — цеп. То есть две палки — короткая и длинная — связанные между собой. Эксперимент показал, что это орудие более эффективно — старейшины одобрительно кивали головами. Тем не менее на другой день первый, наверное, в этом мире цеп валялся на земле, а на току продолжалось хвостание. Семен пожал плечами и больше не пытался вмешиваться в производственный процесс.

От мусора зерно отделялось обычным способом — веянием, то есть подбрасыванием в воздух. Пылища при этом стояла изрядная. Для дальнейшей обработки и хранения, как понял Семен, зерно нужно было досушивать. Для этого использовались разогретые камни или некое подобие керамических поддонов. Долгое время Семен не мог понять, для чего подсушенное зерно как бы перемалывают в деревянных корытах, отдаленно напоминающих ступки, деревянными же палками, толстыми и округлыми на одном конце. Ничего перемолоть таким способом было, конечно, нельзя. Оказалось, это то, что называется «рушение» — отделение от зерен оболочки. Ну, а процесс превращения зерен в муку Семен и раньше наблюдал неоднократно. Каменные ступки здесь почему-то не использовались. Истирание происходило на плоской каменной плите при помощи небольшого расколотого валуна или второй плиты — размером поменьше — которую нужно было возить туда-сюда двумя руками сразу.

В свое время эти зернотерки умилили Семена до глубины души. Специального материала в округе для них не имелось, поэтому в ход шло все, что удавалось найти плоского и каменного. В том числе обломки песчаниковых плит. Они даже выше ценились, чем гранитные, поскольку легче притирались друг к другу. То, что при этом в помол попадает изрядное количество песка, который потом хрустит на зубах, никого не волновало.

В первой же, после Пендюрино, большой деревне Семен решил произвести «пробу пера». Как оказалось, никакой особой разведки и сбора агентурных данных для этого не требуется — Филя, Миля и Киля много раз здесь бывали и прекрасно все про всех знали. Семену пришлось лишь поднапрячься, чтобы запомнить «имена — фамилии — явки». Из предыдущих рассказов, да и собственных наблюдений, он знал, что каждая община представляет собой, по сути, разросшуюся семью. Семьи же моногамны, наследование ведется по мужской линии. Обычно имеется центральная деревня и несколько «хуторов», расположенных не далее пешего дневного перехода. Руководит общиной старейшина, но нередко случается, что «дедов» несколько и они вечно спорят из-за власти.

Чем община больше, тем шире раскидываются ее «хутора» и тем чаще главной деревне приходится переезжать с места на место. «Судьбоносные» решения объявляются на всеобщем сходе общины. На нем же творится суд и расправа. Центральная власть, как правило, слаба и держится на моральном авторитете деда да на его ближайших родственниках-прихлебателях. Это положение Семен решил исправить и через своих помощников пустил по хуторам слух, что, когда все соберутся, будет произведена раздача соли — бесплатно! Бросив все дела, народ собрался в назначенный день. Прибыло и немалое количество родственников из соседних общин. К первому выступлению Семен готовился тщательно, он даже немного волновался. Мероприятие прошло примерно так:

Семен:

— Низкий поклон вам люди добрые! Зерна да детишек побольше!

Народ (со смехом):

— Ну, ты сказал! Спиногрызов и так девать некуда! Соль давай — зря, что ль, в такую даль шли?! Обещал!

Семен (сокрушенно):

— Да, обещал! Хотел я и правда соль вам раздать, но передумал.

Народ (возмущенно):

— А в рыло?! А на рогатину?! Почему передумал-то?

Семен (грустно):

— Потому что не по справедливости живете! Старину не чтите, дедов не уважаете. У одних всего навалом, а у других, кроме вшей да детей, и нет ничего! Разве правильно это? Справедливо разве?

Народ:

— Га-а! Ты чо-о?! Да я!! Да мы!! — начинает разноголосо спорить между собой. Среди толпы мелькают Филя, Миля и Киля. Никакого сочувствия к поселянам они не испытывают и развлекаются от души, подзуживая спорящих. В конце концов в дело вступает третья сила.

Дедовы ближние (кричат):

— А ну, тихо! Хватит орать!! Ща по мордам огребете — вот ты и ты! И ты с ними до кучи — как в тот раз! Слушайте, что Семхон говорит!

Семен:

— Особо мне хуторяне ваши не нравятся. Живут, понимаешь, на отшибе — себе на уме, значит. Зерна у них навалом — на новых делянах, поди, сам-сто собирают, а…

Народ разделяется: примерно половина молчит, а другая ревет возмущенно:

— Врешь, гургул проклятый!

Дедовы ближние (кричат дружно):

— Верно говорит Семхон!!!

Семен (дождавшись относительной тишины):

— Сам-сто они там, значит, собирают, а деду что приносят? Это ж птицам на смех! Это ж лешему на закуску!