«Так что же, вести Кондырева в училище, чтобы переодеть?» — промычал совершенно убитый Чуб.
«Попробуйте, — пожал плечами Белочкин. — Только через двадцать минут приём на гауптвахту прекращается. Продолжим разговор завтра.»
Чуб опять устроил сцену у фонтана. Он так мне осточертел, что я уже готов был идти на расстрел, а не то, что на губу, лишь бы его не видеть и не слышать.
«Ладно, сдамся так, — сказал я, снимая носки и вручая их Чубу. — Под вашу ответственность.»
«Да, да, да, — нервно закивал Чуб, — сберегу, сберегу, спасибо тебе, Кондырев, сберегу…»
«И портянки курсанту не забудьте принести, — бросил ему вдогонку Белочкин. — Не май месяц.»
Так я попал на губу в очередной раз.
Разговор с Женей Чубом с позиций Устава мне настолько понравился, что я однозначно решил при случае повторить. А случай такой представился мне довольно скоро.
Ну конечно, этот принцип — «умный дурака всегда накажет» — совсем не нов. Даже из курсантов далеко не я первый его начал использовать. И до меня хватало всяческих умников, которые таким образом ставили офицеров на место.
Одним из таких умников был мой командир отделения — тоже, кстати, до лейтенантских погон не дотянул — Дима Бублак. Но у него эти «уставные» ситуации получались неожиданно комичными. Как, например, случай, произошедший с майором Переяславцевым.
Командир седьмой батареи майор Переяславцев (в просторечьи — «Перец»), когда заступал в наряд дежурным по училищу, часто во время ночного обхода тихонько подкрадывался к двери очередного дивизиона и наблюдал в замочную скважину за стоящим на тумбочке дневальным. Если он замечал, что дневальный отлучился с тумбочки или даже просто стоит не по предписанной Уставом стойке «вольно», а несколько более свободно, то немедленно врывался в рсположение, делал разнос и снимал наряд. «За отсутствие служебного бдения и плохую охрану оружия в оружейной комнате.»
И вот однажды ночью, когда мы — Дима Бублак, Пирог и я, уже третьекурсники — стоим в наряде по батарее, снизу звонят ребята-первокурсники (они жили на первом этаже, второй курс — на втором, а мы — соответственно на третьем) и сообщают, мол, мыльте зад, мужики, к вам идёт Перец.
И тут начинается форменный цирк: в два часа ночи наряд третьего курса в полном составе по стойке «смирно» выстроился вокруг тумбочки — бдит, несёт службу.
Стоим, ждём, прислушиваемся. Слышим осторожные шаги на лестнице, затем — шорох у самой двери. А потом замечаем, что падавший снаружи в замочную скважину лучик света исчез. Ага, всё понятно, заглянул, родимый!
И тогда Дима Бублак чётким строевым шагом трогается с места, подходит к двери, наклоняется и с отданием чести рапортует в замочную скважину…
Мы с Пирогом чуть не упали с тумбочки от смеха. Но как бы то ни было, а Перец в замочную скважину двери нашего дивизиона уже больше никогда не заглядывал.
Впрочем, Перец не был особо опасным (до Джафара ему было просто нечего браться). С ним даже можно было иногда договориться по-человечески.
Так, однажды, когда в училище ожидалось прибытие очередной комисии, на сей раз из штаба округа, но зато вместе с телевидением, журналистами и представителями общественных организаций, Перец построил свою седьмую батарею и обратился к ней с совершенно неуставным предложением:
«Ребята, все вы знаете об этой чёртовой комиссии. Будет много дерьма, но главной кучей будет образцово-показательный кросс. Это понятно?»
«Так точно,» — нестройно ответила батарея. Такое нетрадиционное начало просто заворожило курсантов.
«Значит так, я даю вам слово, ребята: если батарея прибежит первой, в увольнение отпущу ВСЕХ!»
«А как же наряд?» — с недоверием спросил кто-то из курсантов.
«В наряде буду стоять сам!»
И точно, когда батарея, поднатужившись, действительно прибежала первой, майор Переяславцев всю её, в полном составе отпустил в увольнение. А сам и вправду надел повязку дежурного по батарее и штык-нож и заступил в наряд. Пододвинул к тумбе коечку, закурил сигаретку, да и понёс службу. Я это сам знаю, потому что как-раз в тот день по каким-то делам звонил в седьмую батарею и чуть с тумбочки не упал, когда услышал в трубке голос Перца: «Алло, седьмая батарея! Дежурный по батарее — майор Переяславцев!» Так как же для такого командира и не пробежать лучше всех?
Со временем я понял совершенно точно, как именно нужно осаживать командиров и начальников «по-уставному». Тут весь секрет в том, чтобы хоть на время общения с ними стать большим уставником, чем любой из них. Это их мигом выбивает из колеи.
Наверное, потому, что в такой момент каждый из них подсознательно вспоминает свои собственные курсантские будни и своего собственного Джафара, вспоминает и снова чувствует себя тем зелёным несмышлёнышем, запуганным курсантом «на ковре» у начальства.
Стань в нужный момент для такого офицера неумолимым олицетворением Устава, стань его собственным Джафаром, и он мгновенно стушуется. Такой, знаете, армейский вариант эдипова комплекса.