Люди этого часа

Н и щ е н к а. На нет и суда нет, отец. Разве я чего говорю? (Оглядывается и садится рядом с Митяем.) Последние времена настали, ох последние. (Крестится.) В Дубровином-то слыхал, что было?

М и т я й. В Дубровином? Не, не слыхал.

Н и щ е н к а. Неужто не слыхал?

М и т я й. Да где ж слыхать-то? В лесу живем. На пеньки молимся. Где же слыхать?

Н и щ е н к а (придвигается к Митяю). В Дубровином намедни крест с неба упал. А на нем нездешней рукой надпись…

М и т я й (равнодушно). Нездешней?

Н и щ е н к а. Нездешней, отец, нездешней. «Сейте не сейте, косить не придется. Берите лучше лопаты, копайте себе могилы: Явятся, мол, скоро белые всадники, огненными мечами уничтожат всех неверующих…». А в Валетовке у Иванихи, у старушки, вечор гадали. Иваниха топор на нитке к потолку подвешивала, разные слова говорила. Как слово «колхоз» высказала, так нитка сразу оборвалась и топор упал. Сколько народу сидело — все видели.

М и т я й (постепенно заинтересовываясь). Неужто упал?

Н и щ е н к а (крестится). Вот те крест… А в Спасском колхоз изделали. Едят все с одного корыта, а дети печатные.

М и т я й (в испуге). Как — печатные?

Н и щ е н к а. Печатные. На каждого дитю свою печать ставят, антихристову. Мол, наш теперь, колхозный.

М и т я й (заметно волнуясь). Ай-ай, верно, последние времена настали. А ты откуда сама-то, убогая?

Н и щ е н к а. Да со Спасского, с колхоза. За год все как есть изнищали. Христа ради пошли.

М и т я й. Куда податься — ума не сберешь. (Чешет в затылке и задумывается.)

Входит  Г р и г о р и й.

Г р и г о р и й. Митяй!

М и т я й. Ась?

Г р и г о р и й. Твоя Нюрка носила к Парфену зерно молоть?

М и т я й. Нюрка?.. Когда?

Г р и г о р и й. Да ты не темни, не темни. Вчерась Егор Шашлов сам видел. С мешком ходила.

М и т я й (смущенно). Да какой мешок-то? Какой мешок? Совок сыпнул фунтов на семь ржицы. Всего делов-то.

Г р и г о р и й (порывисто садится рядом с Митяем). Бессознательный ты человек, Митяй. Как есть бессознательный. (С обидой.) Бьешься с вами, с идолами, и все зазря. Хлеб-то съешь, а что сеять будем? Что в пай внесешь?

М и т я й (смущенно). Так ведь я этого… того… Дети-то есть просют. Сидим не емши.

Г р и г о р и й. «Не емши»! А кто теперь емши? У нас вон ребята охрипли — плачут. Одной картошкой набиваемся. Гармонь продал, чтобы зерно не извести. Терпеть надо, раз уж такое дело затеяли. Шашлов тоже бьется.

М и т я й. Да оно конечно… Только вот слыхал, что в Валетовке было?

Г р и г о р и й. А что ж там было?

М и т я й. В Валетовке вечор Иваниха на колхоз гадала. Топор к потолку подвешивала. Упал топор тот.

Г р и г о р и й (встает). Иваниха! Вот я ей, самогонщице, покажу на колхоз гадать. Я тамошним ребятам скажу, они ей хвост прикрутят… Эх, Митяй, колеблющий ты элемент! Мало ты наломался с сохой на своем клину. А в прошлом годе одни осот да васильки вырастил. Опять к Сваричеву в кабалу хочешь пойти?

М и т я й. Наломаться, как не наломаться! Грыжа-то, вот она. Знамо дело. Да только и в колхозе не слаще. Что народ-то говорит? Детей печатают.

Г р и г о р и й. Кто говорит? Ты мне ответь: кто говорит?

Н и щ е н к а (встает). Ну, поплетусь. Прощайте, благодетели. (Поспешно уходит.)

М и т я й. Вот убогая и говорит. Изнищали совсем в колхозе, в Спасском. Христа ради пошли.

Г р и г о р и й. Вот эта? (Догоняет нищенку и останавливает.) Ты откуда, бабка? Что за человек?

Н и щ е н к а. Пусти, пусти, антихрист! Не трогай! Греха с вами наберешься. (Порывается уйти.)

Г р и г о р и й. Нет, постой. (Разглядывает ее лицо под платком.) Постой-ка. Я ж тебя знаю. Ты Матвея Мишина деда сноха. Митяй, гляди-ка! У них в Спасском дом под железной крышей. Одного налогу триста рублей платили.

Н и щ е н к а. Пусти, враг! (Вырывается.) Вот тебе бог-то припечатает за твои слова бесстыжие. (Уходит.)

Г р и г о р и й (кричит ей вслед). Иди-иди, змея! А то в волость быстро отправлю. Там посмотрим, какая ты убогая. (Поворачивается к Митяю.) Вишь, кулачье-то, сволочи, что делают. А ты и уши развесил. «Детей печатают»! Да кто же, скажи ты на милость, станет их печатать? Я, что ли, твою Нюрку печатать буду?

М и т я й. Ты-то не будешь. Да вот еще слух есть, будто в эту ночь всех беспартийных резать назначено. Крестьянство тоже сомневается.

Г р и г о р и й. «Слух»! Я знаю, кто эти слухи-то распускает. (Оглядывается на дом Сваричева.) Да ты сам подумай. У нас в деревне партийных нет совсем, а комсомольцев — я один. Что же, я тебя ночью с ножом резать прибегу?

М и т я й. Разве я что про тебя говорю?.. Только…

Г р и г о р и й (со злостью). Что — только? Чего еще — только?