Ч е р н ы й. Что-то сердце мне гложет.
Н е и з в е с т н ы й. Значит, он раненый в плен попал. Чего же я врать-то буду?
Ч е р н ы й. Да, врать-то, конечно, зачем… А откуда ты знаешь, что это тот, про которого она думает?
Н е и з в е с т н ы й. Мы друзья были. Он мне ее фото показывал. Через все обыски пронес… Я ее сразу узнал, утром.
Ч е р н ы й. Значит, погиб?
Н е и з в е с т н ы й. Да, погиб.
Ч е р н ы й. А как ты докажешь?
Н е и з в е с т н ы й. А на что мне доказывать? Погиб, и все.
Ч е р н ы й. Ведь она не поверит.
Н е и з в е с т н ы й. Его Кирилл Звонков звали. Из Ленинграда.
Ч е р н ы й. Да, это точно. А как он погиб?
Н е и з в е с т н ы й. Как погиб? Да просто. Как русский, Как советский…
Ч е р н ы й. Ну ладно… Ты не думай, что я радуюсь. За чужую смерть радоваться не стану. Я только чтобы она напрасно не надеялась, Танюша.
Н е и з в е с т н ы й. А я для чего и сказал. Услышал ваш разговор и думаю: чего же она зря его ждать будет, если он погиб? Она, может, годы ждала бы.
Ч е р н ы й
Н е и з в е с т н ы й
Ч е р н ы й. Давай-давай.
Н е и з в е с т н ы й. Отметинка от плена осталась. Ты не расспрашивай. Неохота мне старое ворошить.
Ч е р н ы й. Нет-нет. Это я так. Уж больно тебя разделало. Горел, да?
Н е и з в е с т н ы й. Я тебе сказал, неохота вспоминать.
Ч е р н ы й. Ну правильно. Это я так спросил, для сочувствия. Не хочешь — не говори. Как махорка?
Н е и з в е с т н ы й. Крепка. Самосад?
Ч е р н ы й. Чистый. Из дому прислали…
Н е и з в е с т н ы й. Да.
Ч е р н ы й
Н е и з в е с т н ы й. Ну что?
Ч е р н ы й. Ты вообще-то…
Н е и з в е с т н ы й. Что — вообще-то?
Ч е р н ы й. У тебя раньше девушка была?
Н е и з в е с т н ы й. Была… Да брось ты об этом!
Ч е р н ы й. Не буду. Это я к тому, что у меня лично, к примеру, не было. Я насчет этого скромный был. Так, проводить или там поговорить… Даже не целовался ни разу… Ну и как ты теперь, покажешься ей?
Н е и з в е с т н ы й. Нет, не покажусь.
Т а н я
Ч е р н ы й. Спит она… А почему не покажешься?
Н е и з в е с т н ы й. А ты бы? На моем месте?
Ч е р н ы й. А я бы — на свой, конечно, характер — показался.
Н е и з в е с т н ы й. С таким лицом?
Ч е р н ы й. Хоть с каким!.. Потому что ты себя возвышаешь, а ее вроде роняешь. Получается, что я, мол, хороший, отказываюсь, а она пусть моим горем пользуется. Это слабость — от своего отказываться. А в нас эта война не слабость, а силу воспитала.
Н е и з в е с т н ы й. Она бы меня из жалости любила… Жалости не хочу.
Ч е р н ы й. Это испытать надо — за жалость или как.
Н е и з в е с т н ы й. Эх, ночь-то какая длинная — все не кончается… Ну пусть. Вот ты, скажем, как ты и есть. А у Тани вдруг объявился бы человек, которого она раньше любила, которому она слово дала? Ты откажешься от нее?
Ч е р н ы й. Я? Нет! Не откажусь. Эх, товарищ! Думаешь, я тебя сразу не понял? Как ты мне сказал, что наш разговор слышал, меня сразу как ударило — он! Но и я не откажусь, понял? Только чтобы честно. Пусть она сама решает.
Н е и з в е с т н ы й. Зря я остался тут… Не знал… Мне лейтенант ваш сказал, чтобы по заводу провести. Я, конечно, с радостью. Думал, кого из тех гадов, может быть, найду, которые нас мучили. А потом увидел ее, так, поверишь, убежать хотел.
Ч е р н ы й. Нет, это ты брось — убежать! Ты убежишь, откажешься, я откажусь, а она, Таня, выйдет виноватая. А нам ее виноватить не за что, понял? Это война виновата.
Н е и з в е с т н ы й. Молчи… Уйду я завтра. Проведу вас по заводу — и уйду. А ты молчи. Куда мне с таким лицом?