Люди феникс

Иван Дмитриевич вздохнул и двинулся дальше. Во рту он ощущал неприятный горький привкус.

* * *

На следующий день была суббота, но выспаться как следует Ивану Дмитриевичу не дал ранний вызов.

На этот раз дело оказалось совсем скверным. На одной из автозаправочных станций произошел пожар, который завершился грандиозным взрывом. При этом погибли сразу три человека: дежурная по станции, парень-уборщик и водитель машины, имевший несчастье заливать бензин в бак как раз в тот момент, когда где-то в недрах бензоколонки пробежала электрическая искра.

Когда Иван Дмитриевич примчался туда на своей «Пантере», место взрыва было уже оцеплено пожарными и спасателями, и ему так и не удалось убедить обез-овцев, стоявших в оцеплении, что на автозаправке должен находиться его родной сын. При этом Ивану Дмитриевичу пришлось, как актеру, натурально разыгрывать отцовское горе. Но все было напрасно. Между тем, Зов внутри него все нарастал, в глазах темнело от невидимого давления, а сердце билось с такой частотой, словно собиралось прямо через кожу выскочить из груди. Наверное, еще бы немного — и Ивана Дмитриевича хватил бы инфаркт… Мечась вдоль оцепления, он, наверное, представлял собой поистине жалкое зрелище, с лицом, перепачканным в копоти и саже, жирные хлопья которой продолжали падать сверху, как мутировавший до черноты снег… Толпа людей, которая собралась вокруг АЗС, искренне сочувствовала ему, и он боялся, как бы среди них не оказалось его знакомых, потому что тогда его фарс был бы разоблачен…

Выручило Ивана Дмитриевича прибытие машин Эмергенции — сразу трех, с разных сторон. Визжа тормозами, они остановились перед оцеплением, и санитары, выскочившие из них, скрылись за дымовой завесой. Вскоре они вернулись, таща на носилках обгоревшие до неузнаваемости человеческие тела. И тогда Иван Дмитриевич вполне естественно стал бегать от одних носилок к другим — якобы для того, чтобы опознать своего «единственного сыночка, которого растил, кормил и ставил на ноги»… Никто не посмел помешать ему поднять край брезента, которым было наспех прикрыто каждое тело, и дотронуться до тех смердящих головешек, что там лежали…

А потом ему оставалось лишь отшатнуться, когда под брезентом обозначилось шевеление, и, дико заорав: «Там нет моего сына!.. Там — оборотни!», пуститься наутек сквозь толпу. Санитары чуть не уронили носилки на асфальт, когда первый из спасенных, целый и невредимый, спустил ноги с носилок, как с больничной койки, и очумело огляделся вокруг. В толпе началась паника. Кому-то из самых впечатлительных стало плохо, и, испугавшись, что кто-нибудь из зевак не дай бог откинет копыта от произведенного им чуда и тогда придется воскрешать и его на глазах у всей публики, Иван Дмитриевич прыгнул в свою машину и как можно быстрее умчался…

Пролетев на предельной скорости несколько кварталов, он пришел в себя лишь от того, что неожиданно сам собой включился ранее не функционировавший автопилот, который тут же запросил задать цель поездки. Это было весьма кстати — сил на вождение машины уже не было.

— За город! — рявкнул Иван Дмитриевич.

— Куда именно? — равнодушно поинтересовался автопилот.

— Все равно, лишь бы подальше от этого мерзкого города!

Неизвестно, как комп-программа переварила это неточное целеполагание, но вскоре машина действительно вырулила на загородное шоссе и понеслась по нему, удаляясь от Инска.

Иван Дмитриевич откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.

«А что, если действительно взять и рвануть куда глаза глядят, — обожгла его внезапная, соблазнительная своей бесшабашностью мысль. — Пусть они все катятся к черту! Пусть весь мир летит в тартарары! Зато я буду от них свободен и не надо будет никого спасать, лезть вон из кожи и врать на каждом шагу, чтобы не быть пойманным за руку — в буквальном смысле этого выражения!.. Пусть хоть все до единого передохнут, как тараканы, в этом гнилом городе — а я буду далеко от них, там, куда до меня не дотянется ни один мертвец!..»

Постепенно высотные здания сменились промышленными сооружениями, потом по обе стороны дороги потянулись ряды аккуратных пригородных домиков. Наконец закончились и они, и вокруг остались только поля, перелески и пологие холмы. Машин в этот утренний час было немного, и Иван Дмитриевич облегченно вздохнул и расслабился.