Люди Германии. Антология писем XVIII–XIX веков

Кассель, 9 января 1825

Дорогая фрейлейн Дженни!

Благодарю Вас за оба Ваши письма и за дружеское расположение и благоволение, которыми они дышат: я сразу ощутил и признал их всем сердцем. Я мог бы, наверное, выразиться лучше и изящнее, но разве же Вы не разглядите правду и в этих немногих словах? Впервые я встретил Вас очень давно, с тех пор каждый раз проходили годы, прежде чем мы вновь имели счастье видеть Вас, и всё же каждый раз между нами мгновенно возникала неподдельная доверительность, а потому я не могу себе представить, чтобы Вы нас когда-нибудь позабыли или Ваша память о нас со временем поблёкла. Прекрасно, когда существуют люди, на которых в любую минуту можно мысленно положиться. Кажется, я Вам как-то раз уже писал, что наша жизнь представляется мне переходом через незнакомую страну, ведь у нас нет уверенности ни в чём, что встречается на нашем пути. Небо всегда одинаково близко над нами и вокруг нас, и я, как и Вы, верю, что оно позволит мне встретить то, что пойдёт мне во благо; но всё же наши ноги прикованы к земле, и мы ощущаем боль, когда нам приходится идти по сухому и горячему песку, поэтому, я думаю, нам не воспрещено скучать по зелёным лугам, лесам, по таким местам, за которыми ухаживают с любовью заботливые люди. Это наверняка Вам снова напомнит мой рассказ о прогулках, на которых я с таким неудовольствием встречаю то или иное лицо, неприятное мне своим выражением; а не смотреть на людей у меня не получается. Подобная повышенная чувствительность происходит, возможно, от того, что я долгие годы (на самом деле – сколько я вообще могу упомнить) выходил на прогулки в одиночестве, раньше по необходимости, потому что ходил медленно из-за физической слабости, а потом это вошло в привычку. Именно так мне отрадней всего проводить минуты уединения, заменяющие мне одиночество, по которому я часто и сильно тоскую, хоть и люблю быть среди людей и вовсе не стремлюсь долго оставаться наедине с собой. Я понимаю неприязнь к общению, которую Вы иногда чувствуете; конечно, хорошо и правильно, когда её можно превозмочь, но я упрекаю себя и тогда, когда веду себя слишком мило с людьми, которые мне безразличны.

Цветы, которые Вы прислали, прекраснее всех засушенных цветов, какие я видел прежде. Они и не думали цвести больше, чем одно лето, но теперь будут храниться так долго, что, наверное, переживут человеческий век, а то и дольше. Как быстро проходит жизнь! В занятиях и работе время прямо-таки летит. Несколько дней назад, четвёртого января, мы отмечали день рождения Якоба. Можете ли Вы поверить, что ему уже сорок лет? Иногда он ведёт себя как ребёнок; при этом он такой хороший, благородный человек, что мне хотелось бы его похвалить, если это не покажется здесь неуместным.

Вы обещали, что запомните Кассиопею, которую я Вам здесь показал; хочу познакомить Вас с ещё одним созвездием, его сейчас как раз хорошо видно, и оно прекрасней всех прочих. Если Вы в ясную погоду посмотрите на небо между восемью и девятью вечера, Вы увидите, как оно появится ровно между востоком и югом. Выглядит оно так, во всяком случае, если мне не изменяет память: