То что? Они не станут использовать горчичный газ на поле боя? Прекрасно. Вы же этого и хотели добиться? Как бы не так! – сыщик вдруг подался вперед, щелкнул пальцами перед самым носом собеседника и повысил голос. – Вы думали только о себе! Столкновение с Германией, к сожалению, неизбежно. Это лишь вопрос времени. По приказу безумного кайзера, в первую же неделю войны это чертово зелье выкосит дюжину русских полков. Как только страшные известия дойдут до столицы, император заплатит любые деньги. Тысячи рублей. Миллионы! Полцарства за противоядие! И вы сможете удалиться на покой, доживать свой век в богатстве и роскоши. И что же, вы действительно готовы были скрыть спасительный эликсир от всех? Пожертвовали бы сотнями солдатских жизней ради золота?
Генерал промолчал. Он вновь смочил платок водой из графина и приложил ко лбу.
Я только одного не пойму. Зачем вы отравили химика? – Мармеладов встал и вытянулся во весь рост, теперь уже он возвышался над собеседником на полголовы. – Не хотели оставлять лишнего свидетеля? Или у вас кончилось терпение? Раз результата за год не добился – в расход? А может быть, вы решили, что на ученого снизойдет озарение, если заставить его искать противоядие для себя и бороться за собственную жизнь? Эта ваша дурацкая теория про великий страх, который помогает совершать великие открытия. Как вы заставили химика вдохнуть яд? Хитростью? Силой? Или пригрозили, что в противном случае, Яким убьет его любимую жену? Ваш денщик не просто так следил за хозяйкой, она была заложницей, которую вы в любой момент готовы были уничтожить.
Сыщик отвернулся и уставился в окно, считая дождевые капли на стекле, чтобы успокоиться.
Генерал надел перчатки и потянулся к флакону, взял его двумя пальцами, словно опасаясь что тот взорвется, а потом сжал в кулаке.
Должен признаться, вы меня раскусили. Да, это я отравил химика. Он, как и все ученые мужи был не от мира сего. Поверил в то, что выполняет секретное поручение на благо государя. Но потом стал задавать слишком много вопросов и я устранил проблему. Только яд этот мерзавец спрятал и я не сумел его обнаружить. Но теперь. Я найду нового химика, и все равно добуду противоядие. И да, да, вы правы: продам Его Императорскому Глупейшеству! Я ненавижу этого венценосного идиота за то, что он развалил армию и привел империю к краю пропасти. Не знаю, как вы постигли мой замысел, но вы не успеете никому о нем рассказать. А даже если успеете, даже если пойдете в полицию и меня арестуют. Это ничего не изменит. Вы не доживете до суда. Вы сдохнете послезавтра!
Он приложил влажный платок к лицу, зажимая нос и рот, большим пальцем другой руки подковырнул резиновую пробку и выплеснул яд на запястье Мармеладова. Это было проделано весьма ловко, генерал сумел моментально закупорить пузырек и поспешил к выходу, не скрывая своего ликования.
Но за дверью стоял следователь Шпигунов с двумя вооруженными городовыми.
С дороги! – голос через платок звучал глухо. – Уходите, здесь опасно оставаться!
Следователь не шелохнулся. Тогда генерал попытался прорваться силой, но полицейские отбросили его обратно в комнату, без всякого уважения к чинам и наградам.
Пустите, остолопы! – ярился убийца. – Каждый лишний вдох сводит в могилу и вас, и меня!
А вот тут вы ошибаетесь, – раздался насмешливый голос сыщика.
Мармеладов отломил корочку ржаного хлеба, стер яд с запястья и отправил в рот.
Ядреная горчица. Аж слезу вышибает.
Это что же, – остолбеневший генерал опустил руку с мокрым платком, – обычная горчица?
Разумеется. К чему ненужный риск? Мы первым делом отправились в университет, поговорили с химиками и выяснили, что за яд может быть в пузырьке. Потом со всеми предосторожностями доставили его в полицию. А в похожий флакон я налил приправу, которую делает наш дворник Капитон. Занятная личность… С обеда сидит в рюмочной на углу, пропивает два рубля. В его опустевшей дворницкой следователь и устроил засаду – оттуда удобнее всего наблюдать за входящими в дом. Как увидел ваш мундир, свистнул городовых, те мигом встали у дверей да под окном.
Значит, вы разыграли эту комедию, только чтобы поймать меня?
И вы попались, как необстрелянный новобранец, – подмигнул Шпигунов.
Я? Попался? И в чем же вы намерены меня обвинить?
Да вот, хотя бы в покушении на жизнь господина Мармеладова.
При помощи горчицы? Не смешите, – генерал уже взял себя в руки и говорил развязным тоном, как человек, которому совершенно нечего бояться. – Вряд ли суд признает мою вину.
Тогда. Э‑э-э. В убийстве химика.
Опять промах. У вас нет ни единого факта, доказывающего, что я встречался с покойным.
Но вы., – следователь замешкался. – Вы присылали адъютанта, чтобы справиться о здоровье отравленного!
Мой адъютант будет это отрицать. Яким и кучер – тоже. У вас останется лишь слово вдовы, которая, насколько мне известно, и сама под подозрением в этом расследовании.
Но яд. Яд, который сейчас хранится в полицейском участке. От такой улики вы не отмахнетесь!