Люди, горы, небо

- Да ведь они не любят соленую рыбу. А тем более икру – ее надо уметь еще засолить, сделать как полагается. Засолили как-то тут бочку, а она протухла. На икру специалист нужен. Икра без соли портится. Ее ведь не закоптишь. Ее в лед разве…

Молча и угрюмо шагал Шумейко по растоптанной, как бы еще волнующейся и вздыхающей плоти лосося, по нежной, кое-где сбитой уже в сухие смольно-вязкие комья икре, заглядывал в юкольники – коптильни, в одной из которых в непроглядном дыму сидела согбенная морщинистая эвенка в ветхом платьице и мягких ичигах. Подвязывала рыбу к вешалам, подсыпала в огонь душистые опилки… И, занимаясь своими обязанностями, между делом, будто мало ей было дыма, от которого слезились глаза и кожа собиралась складками, – курила она между делом короткую изгрызенную трубочку. Извечно заученными казались ее движения, раз навсегда был установлен круг ее желаний •- копченая, без соли, юкола, табак, который и курить можно и пожевать, водка, если поднесут, крепкий чай и работа. Шумейко уважительно наблюдал, как ловко, даже бесстрашно она орудует остро заточенным ножом, в два приема пластая крупных чавыч и нерок, – в два приема, небрежно и точно. Она умела делать свою работу с четкостью автомата, хотя едва ли уже видела самое рыбу, которую привычно пластала, – почти ослепла в постоянном дыму.

Шумейко спросил у эвена о плане, много ли рыбы уже сумели взять. Эвен назвал неутешительную – против плана – цифру.

– Да-а, планово они своего не вылавливают, ленятся или черт их знает, – уныло заметил Потапов, – но зато беспланово ловят сколько влезет и даже больше. Ведь примерно сказать, они искони на рыбе живут и фактически ничего другого, кроме разве оленины, не едят. Вот и установи им здесь запрет на лов… Для приезжего русского лосось, можно сказать, забава, лакомство, а у местного жителя это привычная пища.

За мелкой суетой и малоприятными разговорами о добыче и использовании лосося не заметили, как и сумерки наступили. Вроде и вид здешней природы ничем особым не выделялся, но вот вдруг прорезалась во всей красоте ранее скрытая облачностью рафинадная глава давно притихшего вулкана.

Шумейко приостановился, дивясь.

– Ишь ты, зуб мудрости какой…

Уже и солнце село, а вулкан все пламенел – тихо истлевал и палево плавился снег на его склонах, на комканой филиграни отрогов.

– До чего же на Камчатке часты вот такие, ну, откровения, что ли, природы, – вздохнул Шумейко, не привычный к высоким словам, да и к тонким душевным движениям тойсе. И обернулся к эвену – уцепистому и неровному какому-то, будто в несколько узлов его вязали, а он нет-нет да и выпрямлялся. – Так как же нам с планом теперь быть? Оставишь своих оленеводов без рыбы? Да и ездовых собачек?..

Эвен хитренько – а был он к тому же навеселе – ухмыльнулся, бойко ответствуя:

– План есть, и будет, и знаем, где взять.

– А ты, видать, парень-жох!

Эвен развел руками: твоя власть, понимай как хочешь, инспектор…

В стороне безымянной протоки глухо тукнул выстрел.

Шумейко насторожился, повел головой, прислушиваясь.

– Где это? (Парни, у которых отобрали рыбу, давным-давно запустили мотор и уехали вниз по реке.)

Эвен опять вывернул в недоумении руки – хотя знал, видно, что соседствует кто-то под боком не с добром, а с камнем за пазухой.

– Ну ладно, – сказал, успокаиваясь, Шумейко, – я тут пройдусь мало-мало. Пока вы чай вскипятите. Вдоль протоки…

– Э, паря, там ты не пройдё-ошь, – предупредил его эвен. – Заломы, талина…

- А мне далеко и не нужно. Комаров покормить.

Эвен понимающе хмыкнул.

Уже у самой протоки инспектора догнал с охотничьим ружьем в руках Сашка Семернин – все это время он что-то копался в моторе и был весь куда как страшен, весь в мазуте.

– Вдвоем интересней, – сказал он. – А вдруг медведь? Так я с жаканом…

– Что ж, пожалуй. Жакан – это вполне надежно. Даже если и не медведь.

9

Выглянула луна, и хаотическое скопище погибшего леса, чудовищные заломы, бревна, вставшие на попа, напоминали если и не лунный, то, во всяком случае, некий потусторонний пейзаж.

Шумейко и Семернин сразу же углубились в тонкоствольный ивняк-талину – здесь ровнехонько стояли миллионы первоклассных удилищ, впрочем никому пока не нужных, никем не используемых. Идти сквозь их строй было пыткой, листвяная рвань и паводковая прель засыпали лицо, грязнили одежду, проникали за шиворот.

– Чего ради такие мученья, давайте выйдем к протоке, – предложил Саша.

– Там, думаешь, лучше?

– Ну, тогда давайте я возвращусь на балаганчик, – как раз рыбаки с улова пришли. Лодкой будет куда проще.

– Что ж, это идея, – согласился Шумейко, – валяй. А я пока проберусь на протоку, буду там тебя ждать.

Саша пригнал лодку довольно быстро – не через дебри лез, по чистой воде шел. Шумейко облегченно вздохнул, почувствовав под собой днище и слякотно вздрагивающую от толчков воду на нем.