Люди государевы

Михаил Енбаков жил в двух верстах от пустыни Сергия в логу. Рассорился со старцем и построил себе землянку отдельно. Рассорился же из-за того, что старец не послушал его, не стал жечься сразу, не дожидаясь солдат. А вот теперь вышло, что прав был он, Енбаков. Да Христос ему ныне судья! В ночь, когда пришли солдаты, кое-кому удалось бежать, и в землянку Енбакова пришли три пустынника. Каждый день по два человека ходили они на дорогу, чтобы узнать, когда уйдут солдаты и вернуться в пустынь.

Но вернуться туда было не суждено. К вечеру того дня, когда они встретили Анику с Федькой, к западу от них над лесом поднялись черные клубы дыма. Уходя, вице-губернатор дал приказ разорить раскольничье гнездо.

Енбаков со спасшимися пустынниками решил идти за Ишим к старцу Софонию на Ир-реку.

Глава 47

Тщетно бездомные отощавшие собаки трутся возле мясных рядов, тщетно вынюхивают каждый угол под прилавками, ожидая торговцев мясом, — пусто. Пусто как в мясных рядах, так и на всем базаре. Будто случилось то, чего никогда не бывало: взяли город степняки и разорили его. На улицах же стоят пикеты не степняков, но солдат русских. Потирают уши православные, спасаются у костров среди улицы от ноябрьских первых морозцев.

Пуст базар, пусты запечатанные дома начальных отпорщиков, пустынны, особенно по вечерам, улицы… Лишь изредка пробежит разиня-хозяйка, упустившая огонь, с горшком в руках к соседке, в страхе ожидая несчастья. А несчастье и горе уж над многими кружит: взяты за караул кормильцы, не собран весь хлеб с полей, и едва ли хватит собранного до Рождества…

Хотя и позабирали из многих домов кормильцев, а подати со двора требуют все те же. За неделю до дня явления Абалацкой чудотворной иконы пошел по дворам комиссар собирать запросные деньги на петербургский провиант. А где их взять, рубль с двадцатью копейками, когда каждая денежка на счету?

Можно, конечно, корову продать, рубль выручить, а коли одна она, кормилица! Сбирайся да на улицу Христовым именем кормиться, как вон Марье Тереховой с Николкой пришлось пойти, когда дом запечатали, а корову и лошадь с торгов продали… Василий Казачихин с двумя завернутыми в холстину иконками прошелся по пустому базару и решил пойти по домам, предложить свой товар. После ареста отца и братьев поневоле пришлось думать и о доме. И у них комиссар был, денег требовал. Василий дописал начатые когда-то иконы и понос их продавать, чтобы помочь не только матери и свояченицам, но и другим людям, тем, кто иконы те купит, ибо в трудное время человек чаще обращается к богу, а видя перед собой образ его, сделать это много легче.

Он прошел мимо гостиных рядов и, шагая вдоль обледенелой в пазах стены малого города, едва не столкнулся за углом с Дашуткой. Она шла в посекшейся телогрее, ступая осторожно босыми ногами по мерзлой, припорошенной сухим сыпучим снегом земле, широко раскрытыми глазами глядя перед собой.

Сердце Василия сжалось, он окликнул ее по имени-отчеству и осторожно взял за руку:

— Пойдем, пойдем к нам… Нельзя босой ходить, мороз…

— Нет, нет… Мне надо сыночка найти, Федечку…

— Пойдем, я покажу тебе Федечку, пойдем…

— Ты знаешь, где он? — недоверчиво протянула Дашутка, в изумлении округлив глаза. Она жила по-прежнему у Варьки, но то и дело сбегала и бродила по Таре, никого не узнавая.

— Знаю, знаю…

Дома мать Василия, увидев Дашутку, заохала, принялась было оттирать ей ноги снегом, но та не далась.

— Где Федечка?.. Покажи Федечку…

Василий с какой-то тайной надеждой перенес написанную им икону из угла к окну и сказал: — Вот он, гляди!

Дашутка подбежала к иконе, взгляд ее растерянно заметался с лика Богоматери на радостно воздевшего руки младенца. Будто вспоминая что-то, она, едва касаясь пальцами, провела по голове младенца, вздрогнула, посмотрела на Василия и вдруг тихо сказала:

— Ах, пошто у вас пол горячий, тетка Агафья!..

Василий оцепенел от неожиданной перемены. Мать, стоявшая с ковшом снега, выронила его, истово перекрестилась и воскликнула:

— Чудо! Чудо! Икона чудотворная! Молитесь, дети, Божьей Матери за благодать явленную…

Василий сглотнул подступивший комок и, не чувствуя выступивших слез, стал шептать благодарственную молитву. Глядя на него, и Дашутка осенила себя крестом.

— Я узнала, ты Василий Казачихин…

Мать выбежала на улицу с криком: «Чудо!»

— Где муж мой?..

— В Тобольск увели…

Дашутка разом померкла и забормотала жалобно:

— Убили… всех убили…

Василий, боясь ее беспамятства, поднес к глазам ее икону и зашептал сквозь слезы:

— Молись, Даша, молись… Найдем твоего Василия, найдем… Я сведу… Найдем… Божья Матерь поможет…

А к воротам их дома сбегались люди. Скоро вернулась мать и сказала:

— Люди просят, выйдите с иконой…

— Маманя, уходим мы с ней в Тобольск… Мужа ее, Василия, найти надо… Иначе не быть ей в полном разуме.

Плача, мать помогла собраться. Надела на Дашутку свой нагольный полушубок, поверх кокошника повязала теплый плат, достала с печи катанки…

Василий, выйдя из ворот, поднял икону над головой и воскликнул собравшимся людям: