Люди государевы

Всего описали четыре однорядки князя Осипа, шесть опашней, три ферязи, двенадцать пар сафьяновых сапог, четыре пары сапог телятинных, два дорожных зипуна с нашивками пряденым золотом, шесть тулупов «колмацких», шесть шуб бараньих, шапки, рубашки…

Когда всё перебрали, Захар Давыдов подсчитал общую цену и присвистнул:

— Более восьми сотен токмо цена жилецкого платья, со съестным припасом более чем на тысячу рублей хотел увезти наворованного запасу!.. А сколь еще добра на дворе его! Конному казаку ста лет не хватит, дабы столько добра выслужить, при семирублевом годовом окладе, а пешему казаку и того более!.. А Осип за три года нахапал!..

Глава 14

А вот и Москва! Федор Пущин был доволен, что добрались быстро, без задержек, всего за три месяца! Одно тревожило: как примет их челобитные государь? Едва миновали Соль Камскую, как пришли первые вести от беглых москичей об июньском бунте, о том, что простой люд побил и пограбил многих бояр, а иные и вовсе были убиты либо казнены… Многим вестям и не верилось: будто половина города выгорела, что дядя Григория Подреза, Левонтий Степанович Плещеев, убит… Ежели так, то верного ходатая перед царем по челобитным не стало. Потому не терпелось узнать, точны ли те вести…

Однако едва миновали заставу у земляного города, как те вести стали подтверждаться. Челобитчики с удивлением взирали на следы пожарища: там, где была улица, чернели груды головешек, серыми пятнами лежали пологие холмы золы с глиняными черепками… Кое-где в золе палками рылись люди и складывали в мешки куски олова, все, что осталось от былой посуды… В воздухе витал запах жженой кости…Правда, в иных местах пожарища были расчищены, и на месте сгоревших дворов уже стояли новые высокие дома. Готовые срубы продавались на посаде за земляным городом…

Бывалые ямщики-подводчики провезли их через пепелища Белого города, лежавшие от реки Неглинной до Чертольских ворот, к постоялому двору недалеко от Петровского монастыря, где уцелело, по их словам, дворов с триста. Они же советовали не ходить в одиночку по городу, разбойников и грабителей развелось множество…

Разместились в трех домах постоялого двора в тесноте.

После обеда Федор Пущин пошел искать дворы двоюродных братьев: Ильи Никитича, Федора Сидоровича и Аникея Сидоровича Бунаковых. По рассказам Ильи, они жили рядом друг с другом в Белом городе, аккурат за Петровским монастырем. С собой взял Ивана Володимерца, Сеньку Паламошного и Ваську Мухосрана. Порасспросили прохожих и уже через полчаса постучали в калитку двора, обнесенного высоким заплотом. Впустили не сразу, долго пришлось объяснять, кто они такие и откуда прибыли. Лишь когда холоп сбегал за хозяином, калитка отворилась.

— Будь здрав хозяин! — приветствовал коренастого рыжебородого крепыша Федор Пущин, выделив его среди дворни по дорогому кафтану.

— И вы здравствуйте! Кто будете? — настороженно оглядывал хозяин пришедших.

— Из сибирского Томского города мы от воеводы Ильи Микитовича Бунакова…

— От Ильи! — заулыбался хозяин. — Заходите в дом! Заходите! Я Аникей Сидорович, брат мой Федор в соседнем дворе живет, однако сейчас в отъезде по службе…

— По каким делам пожаловали к нам из далекого краю? — спросил Аникей Сидорович.

— Челобитные государю привезли, да вот хотим посоветоваться, как их лучше государю подать.

— Челобитные?.. Да-а, после нашего бунта многие люди челобитные государю подают!.. Государь ныне милостив… О чем ваши челобитные?

— На воровство и насильства воеводы князя Осипа Щербатого… Мы всем миром ему от места отказали и городом ныне правит Илья Микитович Бунаков…

— Без государева указа отказали? То за бунт счесть можно… Да, шатается мир… После нашего московского бунта взбунтовались Козлов, Курск, Устюг Великий!.. И везде смертоубийства… А теперь и в Сибири…

— У нас покуда без смертоубийства обошлось, хотя вот Василий, — кивнул Пущин, улыбнувшись, на Василия Мухосрана, — предлагал Щербатого и его советников в реке утопить…

— Ладно, пойдемте к столу, пива попьем да перекусим, а вы расскажете о томских делах…

Слушая рассказ гостей, Аникей Сидорович то и дело в удивлении вскидывал брови, покачивал головой, а когда они закончили свою повесть, задумчиво сказал:

— Да, заварили вы кашу!.. Однако по нынешним временам дело может в вашу пользу разрешиться, ибо государю сейчас не след беспокойство на окраинах иметь….

— Аникей Сидорович, правда ли, что Левонтия Плещеева убили? — спросил Пущин. — Он ведь дядя нашему Григорию Подрезу…

— Убили, убили!.. Шибко озлобил он поборами многих людей!.. Даже меня до мозга костей вымотал, будто я налоги не все уплатил, тюрьмой грозил… Едва откупился от него, яко клещ, был покойный, — перекрестился Аникей Сидорович.

— Кто ж его убил, как то случилось? И отчего Москва так погорела?

— В двух словах не расскажешь… Но спешить нам некуда, поведаю, как доподлинно было. Многое своими глазами зрел, о многом мой холоп Степка сказывал, ибо был он с чернью за Красной стеной, грабил домы бояр с другими, а нахапав денег, жемчуга и перстней чужих, сбежал от меня, подлец!..