Назавтре приходили многолюдством всяких чинов люди и посылали к великому государю благовещенского протопопа Стефана Вонифатьевича бить челом, чтоб государь велел выдать им изменников, которые его царство разоряют: боярина Бориса Ивановича Морозова, окольничего Петра Тихоновича Траханиотова да шурина его, Левонтия Степановича Плещеева, и сказали, что покамест его государева указа о том не будет они из Кремля не пойдут и будет-де междоусобная брань и кровь большая….
Государь послал их уговаривать бояр Никиту Ивановича Романова, Якова Куденетовича Черкасского, Никиту Ивановича Одоевского, Алексея Михайловича Львова, Михайила Петровича Пронского и других, которых народ уважал. Однако народ требовал выдачи изменников…
Тогда государь после совету с боярами выдал им Плещеева. Палач повел его на Лобное место, чтобы отсечь голову топором, но народ так озлобился на его насильства и разорение, что накинулся и сам учинил расправу, били так, что мозги летели во все стороны. Перед смертью Плещеев успел прокричать, что все неправды он совершал по приказу Морозова и Траханиотова, коим от того была выгода….
Народ еще сильнее озлобился против Морозова и Траханиотова и требовал их выдачи. В это время слуги Морозова подожгли в разных местах город. За тринадцать часов выгорело около двадцати тысяч дворов, около двух тысяч людей сгорели заживо либо задохнулись в дыму, иные целыми семьями… То, что осталось в Белом городе, вы и сами зрели…. К слову сказать, двор брата нашего Ильи Микитовича тоже погорел!
Некоторых поджигателей убили на месте, иных пытали, и они сказали, что поджигали по приказу Морозова. Морозов и Траханиотов побежали, но у Дорогомиловой слободы ямщики едва Морозова не убили и гнались за ним до самого Кремля, едва спасся у государя. За Траханиотовым государь послал окольничего Семена Романовича Пожарского да сто стрельцов и велел поймать. Тихоновича поймали в Троице-Сергиевском монастыре и, связанного, привезли в телеге в Москву. В пятый день июня ему отрубили голову на Лобном месте и положили на грудь. Так и лежал целый день…
За Морозова сам государь просил народ не казнить его, целовал икону Спаса, что удалит его от дел. И двенадцатого числа того же месяца под сильной охраной Борис Иванович был отослан в Кирилловский монастырь на Белом озере.
Да, когда пожар был, какой-то черный монах закричал, что труп Плещеева надо в огонь кинуть, тогда пожар кончится… Он подбежал к трупу Плещеева, отрубил ему остатки головы, приговаривая: «Это тебе за то, что ты меня высек!» Мой холоп Степка помог ему бросить тело в огонь, и пожар, правда, стал утихать…
— А кто ныне в приказах-то начальствует? — спросил Пущин.
— Заместо Морозова указал государь сидеть Якову Куденетовичу Черкасскому в Стрелецком и Иноземном приказах и в приказе Большой казны тож. В Земском приказе на Левонтьево место государь указал сидеть Михаилу Петровичу Волынскому, в Сибирском приказе начальствует Алексей Никитич Трубецкой, ему и подадите свои челобитные… Федор Иванович, а вы где остановились?
— На постоялом дворе…Теснота — плюнуть некуда!.. Илья Микитович говорил, чтоб в его дворе встали, так ты говоришь, погорел он!..
— Вот что, вставайте-ка на мой двор, и во дворе брата… Места в домах довольно есть. Ныне в городе хоть и поспокойнее стало, но разбойные шайки по ночам шалят…. А с вами будет и мне спокойнее и вам сподручнее… Токмо питание за свой счет, ибо ныне хлеб дорог: ведь при пожаре погорели и Житный ряд, и Мучной, и Солодяной… Зерна погорело несчетное количество четей… У Никиты Ивановича Романова столь добра погорело, что он от горя слег по болезни… Вот такие у нас дела!
— Что ж, Аникей Сидорович, благодарствуем за угощение и особо за приют!.. Пойдем сбираться…
У постоялого двора встретились с Михаилом Куркиным, Федором Батраниным с десятком томских казаков-челобитчиков.
— Федор Иванович, — возбужденно заговорил Куркин, — надумали мы по городу побродить, не по горелым местам… Глядим, возле одного двора какого-то боярина народ колготится, из дома тащит, кто че может!.. Ну и мы вошли!.. Кое-что и нам осталось: кому камки или киндяку отрез, Карпу Аргунову однорядка, Пашка Капканщик на дюжину ложек карельских красных позарился, а я гляжу, у разоренной постели бакша лежит, думал, с табаком, глянул, а там перстень с лалом!.. Можно было бы побольше поживиться, богатый двор был, но тут кто-то крикнул, что стрельцы идут, пришлось убегать…
Федор Пущин недовольно сказал:
— Мы сюда не корыстоваться приехали!.. Не хватало нам опалы! Мы перед всем нашим городом в ответе!.. Посему чтоб никакого разбою боле не было!..
К вечеру челобитчики перебрались в дома Бунаковых. На совете решили послать назавтра к князю Трубецкому с челобитными Семена Паламошного как самого видного молодца. Он и вручил в Сибирском приказе князю Алексею Никитичу Трубецкому челобитные к государю в 20-й день августа. Алексей Никитич велел ждать по челобитным государева указа.
Глава 15