Люди Греческой Церкви. Истории. Судьбы. Традиции

– Когда вы стали священнослужителем, думали, что будете жить в монастыре, – или представляли себя в другой роли?

– Я начал свой священнический путь в 2005 году, когда стал диаконом в Александрийской Патриархии. Я служил в Каире, затем вернулся в Грецию и захотел найти место, где было бы спокойно. По стечению обстоятельств мой духовник и старец, епископ Дамаскин, избирается в 2009 году митрополитом Дидимотихским, и я обретаю долгожданное успокоение, то есть узнаю, что существует такой монастырь. Хотя, конечно, митрополит сначала был против, потому что знал положение дел. Он видел монастырь, видел, что в нем ничего нет и трудно кому-либо жить. Но все же благодаря личной воле и настойчивости я поехал и обосновался в обители.

– Как вы думаете, это было Промыслом Божиим: Каир, Греция, потом монастырь, где вы единственный монах? Или вы сами строили свою судьбу?

– Я верю, что все делается по планам Божиим. На каждого из нас у Бога свой план. И если серьезно подумаем, то поймем, что многие вещи нам неподвластны. Я и не думал никогда, что окажусь в Каире, и никогда не ждал таких трудностей, какие обрушились на нас сегодня. Я имею в виду глубочайший финансовый кризис. Не думал, что взвалю на себя разрушенный монастырь и что за эти три года мы с Божией помощью доведем его до такого состояния, как будто он никогда и не закрывался. Я думаю, что все это невозможно человеку, но – во власти Бога.

– То есть Бог просвещает людей и они помогают монастырю?

– Да, конечно.

– Почему вы решили стать священником?

– Это была детская мечта. Все дети мечтают о чем-то. Я мечтал быть священником.

– Сколько вам было лет, когда вас посвятили в сан?

– Двадцать два года. И я сразу поехал в Каир.

– И как отреагировали ваши родители?

– Никакой родитель, я думаю, не может воспринять это спокойно: когда его ребенок уезжает в таком раннем возрасте, да еще как священник. У родителей всегда найдется какой-то довод против. Моих родителей не обеспокоил тот факт, что я стал священником, но их задело, что я уехал от них в таком раннем возрасте за границу. Недовольство продолжалось год, но со временем они приняли мой выбор. Однако в целом каких-то особых проблем не было.

– Как я понял, многие священники Афин служили в Каире. То есть Александрийская Патриархия действует за счет священнослужителей-греков?

– Все ключевые посты в Александрийской Патриархии занимают греки. Конечно, проводится большая работа в Африке, теперь священниками становятся и местные жители. Есть митрополиты-африканцы, которые также проводят значительную работу. Но основным поставщиком кадров является Греция, как и в другие восточные патриархаты.

– Вы не боитесь, что с таким рвением, которое у вас есть, сгорит все ваше внутреннее топливо?

– Я думаю, что это дело не моих личных сил, а Бога… Я искренне говорю, если учитывать мой жизненный опыт.

– И не бывает у вас мыслей уйти, поискать что-то получше?

– Нет-нет, слава Богу, у меня нет подобных мыслей, и я надеюсь, что не будет. Я прославляю Бога и Пресвятую Богородицу, нашу защитницу. Не думаю, что когда-либо покину это место, еще и по другой причине. Ведь когда ты лично боролся с целью что-то создать, тебе сложно отступиться потом, ведь это твой труд, дело рук твоих.

– Когда вы чувствовали себя в большей степени монахом: в Каире, где жили один без родителей и друзей? Или сейчас, когда вы один в монастыре?

– В большей степени я чувствую себя монахом здесь, в монастыре. Так как здесь соответствующие условия. У нас нет тысячи людей, как в приходах в Каире или в Афинах. В монастырь приезжает ограниченное количество людей, и то – не каждый воскресный день. А на протяжении всей недели я действительно сам по себе. В особенности зимой, когда мало кто приходит в монастырь. Летом, в июле, мы организуем в монастыре кемпинг митрополии, собираем народ. Так у нас проходит период бурной жизни, и мы за месяц «заряжаем батарейки» на целый год.

– Как вы думаете, почему люди, готовящие себя к церковному служению, решают не жениться?