Люди греха и удерживающие

Однажды к нам в класс пришла новая учительница русского языка и литературы, насколько я помню, ее звали Дора Семеновна. Она заметила, как мы обмениваемся с Татьяной записочками, и попыталась их конфисковать. Я отказался отдать ей нашу переписку, хотя в ней не было ничего дурного.

Тогда Дора Семеновна решила показать, кто в классе хозяин. Вызвала к доске меня, потом Таню. Задала несколько каверзных вопросов по «Войне и миру» Льва Толстого. В литературе мы с Татьяной разбирались неплохо, роман давно прочли, между собой его не раз обсуждали и поэтому ответили на вопросы учительницы достаточно толково. Литераторша хотела поставить нам в назидание за непослушание двойки, но класс стал возмущаться, и в журнале были выведены красными чернилами худые тройки с минусом. Я разозлился на такую несправедливость, но сдержался, поскольку действительно писал записочки на уроке, что делать по школьным правилам не позволялось.

Не достигнув результатов на поприще учебы, Дора Семеновна решила, что называется, дожать ситуацию другими методами. Она подняла на следующем уроке литературы Татьяну с места и стала ругать ее за неподобающий ученице внешний вид. Мол, что это она себе позволяет: ходит в школу в черных колготках, с накрашенными глазами и с покрытыми ярким красным лаком ногтями. Надо сказать, что у Татьяны был хороший вкус, и лишнего в одежде и косметике она себе не позволяла. Дело было во внимании, которое я уделял своей соседке по парте. Какая женщина выдержит, что другой женщине в ее присутствии уделяется особое внимание? Даже если сопернице всего лишь 16 лет.

Наш внешний вид обычно никого из учителей не волновал, а тут его использовали для унижения моей подруги! Польская кровь вскипела, я вышел перед классом и объявил, что слова учительницы есть непозволительное унижение человеческого достоинства, и мы объявляем ей бойкот: учиться под ее руководством не будем до тех пор, пока она не извинится. Поставил вопрос на голосование, и класс единогласно проголосовал за бойкот. Бойкот удался, потому что меня поддержали друзья – Олег Вовк и Саша Одынец. Девчонки в классе отнеслись к бойкоту индифферентно – не их же защищали, но возражать не стали.

Дора Семеновна от моего неожиданного демарша покраснела, что-то попыталась сказать, но поперхнулась, как я от той папиросы «Прима», что когда-то навязывал Ромка, вскочила и выбежала из класса.

В школе разразился неимоверный скандал. Новый классный руководитель Тамара Павловна Егорова вызвала на беседу наших родителей. Мама сходила в школу, послушала претензии Доры Семеновны, потом вернулась домой и послушала мою версию происшедшего. По итогам моего рассказа ею был вынесен короткий вердикт: «Своих женщин надо защищать. Как – сам решай». Отцу мама вообще ничего не сказала, сославшись на то, что нечего его по мелочам беспокоить. Нечто подобное сказала после вызова в школу и мать Татьяны. Отец у нее тоже был офицером и до разборок в школе матерью не допускался.

Дора Семеновна после сорвавшейся попытки шантажировать нас через родителей отказалась проводить занятия по литературе, видимо, желая сломить сопротивление бунтовщиков таким изощренным образом. Тогда актив класса организовал самостоятельное изучение учебной программы по литературе: наиболее сильные ученики по очереди готовили лекции по программным литературным произведениям, вызывали остальных к доске и ставили им оценки за ответы. Правда, не в классном журнале, который нам не полагалось давать на руки, а в отдельной тетрадке с синей обложкой. Дора Семеновна же сидела в классе одна на первой парте, поскольку иначе ей засчитали бы прогулы на работе, и изредка пыталась навязать классу свою трактовку изучаемых произведений. Так продолжалось с месяц.

Один раз учительница поспорила с Татьяной по поводу оценки персоны Анны Карениной. Татьяна, я знаю, при подготовке к уроку проштудировала мудрую литературоведческую книжку по этому вопросу и потом рассказала классу перед доской, что, мол, и наркоманка была Анна, и хорошего мужа с ребенком бросила ради любовника. И что кроме как под поезд броситься выхода у нее в жизни после этого не было. А еще, что Лев Толстой женщин вообще не любил и писал про них гадости. Против такой трактовки Доре Семеновне возразить было нечего, и она просто написала на нас ябеду директору школы, обвинив в злобной клевете на классика русской литературы.

Директор, Инна Петровна Пермякова, была вынуждена прийти на очередной урок, послушала, как мы ведем занятия… и назначила нам в класс другую учительницу литературы. Та сначала опасалась страшных бунтовщиков, но потом поняла, что мы вполне нормальные дети, и легко наладила с нами хорошие отношения. А оценки из нашей тетрадки с синей обложкой новая учительница литературы перенесла в классный журнал. Один к одному – я тайком подсмотрел.

Я все это описываю для того, чтобы показать, что в советской школе была благожелательная и уважительная атмосфера и из детей пытались воспитать личность, а не послушных исполнителей чужой воли.