Люди греха и удерживающие

В. Васнецов. «Иван-царевич на Сером Волке»

Мама научила меня грамоте в пять лет, и, сидя дома один, я стал много читать. Читал без разбора все попадавшиеся под руку книги: сначала те, которые были дома, потом мама носила их из заводской библиотеки.

Коммунисты не только провозгласили курс на строительство всесторонне развитой личности, но и предприняли конкретные шаги для достижения этой цели. Они, например, заботились об образовании детей, выпускали много хороших детских газет, журналов и книг, открывали повсюду библиотеки, чтобы книжную мудрость могли постичь те, кто эти книги был не в состоянии купить в магазине.

Помимо открытого доступа к книжной мудрости, мои сверстники могли ходить в различные кружки, занимались спортом, пели, танцевали, рисовали. Детские кружки были и на заводе «Красный квадрат», и мама не раз предлагала мне записаться в них. Все детские активности были бесплатными. Мне коллективные танцы и песни особо не нравились, я предпочитал самостоятельно осваивать книжную премудрость. Начинал с русских сказок. Выучил наизусть все сказки в изложении А. Пушкина. Потом, лет в восемь, увлекся приключенческой литературой вроде «Робинзона Крузо» Даниэля Дефо, «Тома Сойера» и «Приключений Гельберри Финна» Марка Твена. Затем последовал период, когда взахлеб поглощались авантюрные романы Жюля Верна, Майн Рида, Фенимора Купера, Джека Лондона. Лет в 13 увлекся фантастикой и прочитал всю книжную серию «Научная фантастика». В 14 лет прочитал все доступные романы А. Дюма. Прочитав Дюма, стал пересказывать содержание его произведений товарищам по двору и увлек их через это фехтованием на самодельных деревянных шпагах.

Однажды на глаза мне попалась повесть американской писательницы, известного американского борца против расового угнетения Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома». Страстный рассказ о несправедливом преследовании людей иной расы и борьбе с этой несправедливостью увлек меня, и я перечитал книжку несколько раз. Наверное, поэтому, став взрослым, я столь остро воспринимал установившийся в независимой Латвии режим этнического, а правильнее, по-научному, расового угнетения русских.

Родители заставляли меня ложиться спать ровно в 10 часов вечера, но я, уже лежа в кровати, продолжал читать допоздна при свете ночничка, а то и тайно, с фонариком под одеялом.

В пятом классе я с большим интересом читал уже «Тараса Бульбу» Н. Гоголя, «Севастопольские рассказы» Л. Толстого и «Евгения Онегина» А. Пушкина, которые изучались в школе позже. Это позволило избежать отвращения, которое часто возникает из-за принуждения к изучению в школе так называемых программных произведений.

Читая произведения классиков русской литературы, я стал обращать внимание не только на туго закрученный сюжет и лихих героев, но и на выразительные средства, которые использовали авторы, а самое главное – на мотивацию действующих лиц. Тараса Бульбу из одноименной повести Гоголя, которого сожгли поляки, было безумно жалко и очень хотелось завершить начатое им дело освобождения «наших» на Украине.

«Нашими», как я теперь могу внятно сформулировать, были все этносы, которые входили в состав окружавшей меня в детстве советской нации. «Наши» не делились на русских, малороссов, белорусов, поляков, евреев. Сам я полностью чувствовал себя советским человеком, хотя по крови был наполовину русский, на четверть поляк и на четверть малоросс.

Интерес к теме защиты «наших» вызывали и романы «Иван III» Валерия Язвицкого, «Петр Первый» Алексея Толстого, «Война и мир» Льва Толстого.

Тема «наших» героев была центральной в гениальном фильме Сергея Эйзенштейна «Александр Невский» с Николаем Черкасовым в главной роли. Этот фильм я посмотрел в детстве дюжину раз. В то время было снято и множество других художественных фильмов патриотического содержания. Однако по сравнению с «Александром Невским» все они были значительно слабее.

Для художественных фильмов в советское время писалась оригинальная музыка, для этого приглашались лучшие композиторские силы. В

«Александре Невском», например, звучала музыка Сергея Прокофьева. Серьезный композитор Дмитрий Шостакович написал для кино такие «легкие» песни, как «Крутится, вертится шар голубой», «Родина слышит, родина знает, где в облаках ее сын пролетает».

Наверное, многие уже подзабыли, но в годы нашего детства над кроватями вешали коврики для создания в комнате уюта. Я засыпал, глядя на простенький коврик с копией картины Виктора Васнецова «Иван-царевич на Сером Волке». Это, где Иван-царевич едет на волшебном друге Сером Волке и прижимает к себе Елену Прекрасную.

Коврику на стене соответствовала запомнившаяся мне колыбельная:

Баю-баюшки, баю,
Не ложися на краю,
С краю свалишься,
Напугаешься,
Придет серенький волчок,
И ухватит за бочок,
И утащит во лесок,
За ракитовый кусток.