Все время, пока в раздумье, словно рассуждая сам с собой, говорил Ванин, Велигуров сидел, не шевелясь, и ловил каждое его слово. Впервые в жизни почувствовал он великую силу аналитического ума и позавидовал умению так логично и так последовательно рассуждать о сложных, запутанных явлениях. Так же впервые в жизни у него зародилось сомнение, что сам он очень многого не знает и очень многого не понимает. Вместе с этим в его сознании все возмущалось и восставало против этого сомнения. Подавленный, сидел он, слушая Ванина, и сам не замечал, как менялся весь прежний строй его мыслей. Теперь и он верил, что не Воронеж был главным в немецком наступлении, что Донбасс, Кубань и Кавказ были их главной целью наступления. То, что Ванин сказал как предположение, требующее новых раздумий и уточнений, для Велигурова было уже абсолютной истиной, такой же очевидной и несомненной, как несомненно то, что сидел он в кабинете начальника штаба фронта и разговаривал с Ваниным. Он уже хотел было идти к себе и писать доклад в Генеральный штаб, но Ванин остановил его.
— Тарас Петрович, — сказал он, доставая из сейфа объемистую папку, — мне звонил Васильев и просил передать вам одно поручение. Там, в Наркомате обороны разработали проект нового Боевого устава пехоты и прислали нам для обсуждения. Все свои десять экземпляров я отправил в армии. От них уже начинают поступать замечания. Васильев просил вас поручить Бочарову обобщить все мнения о проекте устава и подготовить общие замечания и предложения. И я, Тарас Петрович, также прошу вас освободить Бочарова на неделю от всех дел и поручить ему эту работу. У меня нет ни одного свободного человека.
— Да, да! Это мы сделаем, — только и мог сказать Велигуров. Он опять испытывал то гнетущее чувство оскорбления и обиды, которое с трудом преодолел во время спора с Бочаровым, и, взяв у Ванина папку с проектом устава, поспешно распрощался, усилием воли сохраняя самообладание. Сам Васильев такую важную и ответственную работу через его голову поручал этому выскочке, гордецу, который так вызывающе и нагло ведет себя с ним, с заслуженным боевым генералом Велигуровым. Конечно, все эти просьбы, чтобы он сам поручил работу Бочарову, были только любезностью и Васильева и Ванина. Теперь и разговор с Ваниным представлялся Велигурову совсем в ином свете. В самом деле, он же все время говорил сам, говорил поучающе, наставительно, не давая ничего высказать ему, Велигурову.
Раздраженный и подавленный вернулся Велигуров к себе. Расстегнув китель, он в изнеможении прилег на постель и долго не мог отдышаться. В груди все время что-то давило, хрипело, и удушливый кашель потрясал все тело.
«Нет! Нет! Избавиться, навсегда избавиться от этого Бочарова, — в перерывах между приступами кашля раздраженно думал он, — это ему я обязан таким оскорблением от самого Васильева».
Но тут же он подумал, что вместо Бочарова пришлют другого полковника и что разрыв с Бочаровым может быть истолкован и Васильевым и другими как желание избавиться от неугодного помощника, да и сам Бочаров так просто не уйдет, а наверняка будет жаловаться и уж в крайнем случае своим друзьям скажет, что он, Велигуров, выжил его, а это сплетней распространится и в штабе фронта, и в наркомате, и в этой сплетне он, Велигуров, конечно, будет выставлен в самом неприглядном виде.
Эти мысли подняли Велигурова с постели. Он хотел было послать ординарца за Бочаровым, но раздумал и, застегнув китель, старческой походкой направился к Бочарову.
Когда он, собрав все силы и приняв гордый, независимый вид, вошел в низенький однокомнатный домик, занимаемый Бочаровым, тот был так удивлен его приходом, что даже забыл предложить стул генералу.
— Вот что, Андрей Николаевич, — заговорил Велигуров, стараясь открыто и просто смотреть на Бочарова, — новую работку подвалили нам. Придется зам все дела отложить в сторону и на недельку засесть за нее. Закрывайтесь, изолируйтесь от всего и жмите. Все остальное я возьму на себя.
Бочаров с трудом оправился от смущения и, слушая Велигурова, понял, каких усилий стоил генералу этот приход к нему. Он видел, как тяжело, с хрипом дышал Велигуров, как до синевы налилось кровью его лицо, как нервно дрожали его пальцы, и ему стало жаль этого пожилого, самолюбивого человека.
— Товарищ генерал, — выслушав Велигурова, сказал Бочаров, — может, пообедать хотите?
— А? Пообедать? — удивленно переспросил Велигуров. — Я, знаете, совсем забыл про обед. Да, да. Давайте пообедаем. Только прошу ко мне. У меня же, знаете, ординарец-то кудесник, на все руки мастер, а насчет кухонных дел ему равных нет.
Работа над проектом нового Боевого устава пехоты так увлекла Бочарова, что он целую неделю не выходил из своего дома, отрываясь только наскоро перекусить и часа на три-четыре уснуть. Из полков, из дивизий и армий, из штаба фронта непрерывным потоком текли замечания и предложения по проекту нового устава, и на четвертый день работы для приведения всех бумаг в порядок пришлось просить одного из офицеров штаба.