Люди грозных лет

— Сколько? — морща лоб, сказал Афанасьев. — Минута, наверно, или, может, побольше.

— Минута! Ишь ты, какой быстрый! — видимо поняв замысел лейтенанта, резко возразил Чалый. — Да если минута и столько бежать — дух из них вон, попадают все!

— Давайте подсчитаем, — невозмутимо сказал Дробышев. — В атаку и на такое расстояние идут…

— …ускоренным шагом, — подхватили пулеметчики.

— Точно! — подтвердил Дробышев. — Обыкновенным шагом на марше мы проходим…

— …четыре километра в час, — явно увлеченный предстоящей работой, не удержался Афанасьев, — а ускоренным в полтора раза больше, значит шесть.

— И двести пятьдесят метров они пройдут…

— …за две с половиной минуты! — выкрикнул Афанасьев.

— Вот и действуйте! Внимание! — приказал Дробышев, глядя на часы. — Раз!

Афанасьев разрядил пулемет, вынул замок и, разобрав его, взял поданную Чалым запасную боевую пружину. Делал все он уверенно и быстро, однако секундные стрелки на четырех имевшихся во взводе часах бежали уже на третий круг.

— Стой! — скомандовал Дробышев.

Афанасьев удивленно взглянул на лейтенанта, продолжая собирать замок.

— Все! Противник ворвался на огневую позицию, — спокойно, казалось, совсем равнодушно сообщил Дробышев. — Времени не хватило.

«Как же так? — недоумевая, подумал Козырев. — Афанасьев так быстро все делал…»

— Попробуйте еще раз, — сказал Дробышев, — только не торопитесь и делайте точно так, как написано в наставлении.

Все время иронически улыбавшийся Чалый не сводил взгляда с рук Афанасьева, ловя каждое его движение и подавая рассыпанные на плащ-палатке части замка.

На этот раз время истекло, когда Афанасьев собрал замок, не успев поставить его на место.

— Не могу быстрее, — опустив руки, хрипло проговорил он и отошел от пулемета.

В землянке замерла тревожная тишина. Словно виноватые в чем-то, пулеметчики сидели, опустив головы.

— Может, вы попробуете, товарищ Чалый? — будто невзначай, сказал Дробышев.

— Пожалуйста! Могу! — с явным вызовом ответил Чалый. — Помогай, Саша! — повернулся он к Афанасьеву.

— Только не спешите, — так же как и Афанасьева, дружески и спокойно предупредил Дробышев. — Делайте все, как в наставлении.

Чалый ухмыльнулся, ничего не ответив. Встав на место первого номера, он сразу сосредоточился. Лишь побледневшие губы и розовые пятна на худых щеках выдавали его волнение.

Так же как и всех, Козырева увлекло это неожиданное испытание. Он совсем забыл о грубости Чалого, о его язвительном характере и сейчас желал только, чтобы Чалый уложился вовремя. У Чалого получилось еще хуже, чем у Афанасьева. Он не успел даже собрать замок. Трижды начинал он все сначала, и трижды секундная стрелка останавливала его с не полностью собранным замком в руках.

— Это непосильно! Никто не сможет! — отходя от пулемета, выкрикнул он.

— Неправда! Это должен делать любой пулеметчик, — сказал Дробышев. — Все дело в том, что вы не точно выполняете указания наставления.

— А сами вы соберете? Попробуйте, а мы посмотрим и поучимся.

Козырев видел, как едва заметно дрогнули юношеские губы Дробышева и потемнело его румяное лицо.

— Хорошо! Будьте вторым номером, — спокойно проговорил Дробышев.

«Ну, если не успеет, пропало все, — подумал Козырев, — хоть из взвода убегай!»

Теперь все взгляды пулеметчиков сосредоточились на худеньких с длинными пальцами руках Дробышева. Чалый стоял рядом, ловя каждое движение лейтенанта и ожесточенно играя желваками на почернелых скулах.

Козыреву казалось, что Дробышев действует слишком медленно и неуверенно, но чем больше присматривался он к его движениям, тем отчетливее видел, что лейтенант работает совсем не так, как Афанасьев и Чалый. Каждая деталь, каждая часть ложилась у него на определенное место, и он, не задумываясь, уверенно брал нужное, совершенно не глядя ни на свои руки, ни на части пулемета. Руки его, не делая ни одного лишнего движения, действовали как автоматы. Только губы беззвучно шевелились, что-то шепча про себя. Пошла всего вторая минута, а Дробышев уже щелкнул вставленной боевой пружиной и ловко подхватил пальцами шатун.

— Вот и все, — вставив ленту и дважды подав рукоятку вперед, сказал он. — Сколько?

— Минута и сорок! — первым радостно выкрикнул Афанасьев.

— А теперь начнем тренироваться точно по наставлению, — сказал Дробышев и улыбнулся по-юношески просто и бесхитростно.

Глава тридцать третья

Об отстранении старика Бочарова от должности председателя колхоза Сергей Слепней узнал на другой день, когда утром, собираясь ехать в сельсовет, у дома Кругловых услышал гневный голос Гвоздова:

— Я не потерплю лежебок, — кричал Гвоздов, — что значит больна! Что значит не может! Всем на работу и — никаких разговоров!

— Что ты расшумелся, что? — необычно спокойно ответил твердый голос Наташи. — Она вчера весь день вязала, а нынче и встать не может.

— И слушать не хочу! Немедленно на работу!

— Ладно, уж ладно, — послышался болезненный голос Наташиной матери, — не кричи только, пойду! Ретив уж больно! Не успел в начальники сесть — и сразу крик на всех.

— Какой бы там ни был начальник, а раз назначили председателем, то подчиняйся!