Люди грозных лет

— В общем, товарищ полковник, у него несчастье, — поспешил на выручку Бондарь.

— У кого? — упрямо склонив голову и глядя в упор на Бондаря, с вызовом спросил Привезенцев. — Это у меня несчастье? Чепуха! Не таков Федька Привезенцев, чтоб поддаваться какой-то бабе. Она крутнула хвостом, не успел я на фронт уйти, снова замуж выскочила, а я — переживай?! Нет уж! Подумаешь, баба! Да я их сотни найду! И еще каких! Таких, что за меня в огонь и в воду, а не замуж за какого-то хлюпика!

Он говорил решительно и твердо, но по всему его виду Бочаров понимал, что так лихо говорит он, только успокаивая себя и пытаясь заглушить тяжелую душевную боль.

— И понимаете, Андрей Николаевич, — продолжал он, морща худощавое лицо и резко жестикулируя, — ну пусть бы ей написали, что я убит или пропал без вести, нет, пусть даже ранен, покалечен, а то знала, что я жив, письма мои получала и мне отвечала… Это разве честно?

Усталый и обессиленный, он смолк. Бондарь стоял рядом с Привезенцевым, следя за каждым его движением. Видимо, в последнее время он, как заботливая нянька, ухаживал за расстроенным другом и, по возможности, оберегал его от рискованных действий.

— Разрешите, товарищ полковник, прилечь немного, устал что-то, — попросил Привезенцев и, не раздеваясь, лег на кровать.

Бондарь снял с него сапоги и ремень, расстегнул ворот гимнастерки, укрыл одеялом.

— Страшно переживает, — зашептал он Бочарову. — А так человек изумительный и друг надежный. А вот случилось такое.

— А кто же она? — спросил Бочаров.

— Учительница, четыре года вместе жили. Внешне очень симпатичная. А как только их полк уехал из военного городка, так она и спуталась с директором школы. И мужчинишка-то невзрачный, старше ее на десять лет, а вот променяла Федю. Там, дома, вел он себя гордо. Только свои личные вещи забрал и перенес к соседке. А как выехали со станции, так и запил. Не то чтобы до потери сознания, а так — пьет все время и пьет.

— Да, это очень тяжело, — вспомнив свои переживания, согласился Бочаров. — А вы куда назначение получили?

— Под Курск, товарищ полковник.

— Я тоже под Курск еду. У меня машина, если хотите — подвезу.

— Большое спасибо! С ним так тяжело в дороге, а приедем в часть, он сразу изменится.

Глава шестая

Штаб фронта Бочаров разыскал в большом селе, разбросанном по берегам заросшего камышом ручья и прилегающим к нему балкам. По тому, как поспешно из дома в дом перебегали офицеры, как беспокойно отхлопывали движки походных радиостанций, как часто въезжали на машинах генералы и офицеры, Бочаров понял, что штаб фронта живет тревожно и лихорадочно.

Новый начальник полковника Бочарова генерал-майор Велигуров размещался под откосом меловой горы в просторном доме, уютно укрытом большим фруктовым садом.

— Знаю, знаю, — дружески встретил он Бочарова, — сам Васильев звонил, — снимая со стула и надевая китель, продолжал он с веселой, не сходящей с полного, одутловатого лица улыбкой.

Теперь в застегнутом кителе, с двумя поцарапанными орденами Красного Знамени он сразу стал строже, серьезнее, хотя снисходительная улыбка то и дело вспыхивала на его лице.

— Бочаров, значит, Андрей Николаевич, — надев очки и просматривая документы, густо басил он, — а я Велигуров, Тарас Петрович. Будем, так сказать, знакомы. Прежде всего вас нужно устроить. Это мы сейчас. Михайло! — гулко крикнул он, и еще не отгудели последние звуки его баса, как в комнату не вошел, а влетел щеголеватый, лет тридцати сержант с плутоватыми, стрельнувшими сначала на Бочарова, затем на генерала глазами.

— Слушаю, товарищ генерал, — вытягиваясь, отчеканил он.

— Вот что, Михайло, — словно не зная, что сказать, растягивал слова генерал, — отправляйся к коменданту штаба и скажи, что я приказал поблизости тут, около меня, подобрать хороший домик для моего заместителя полковника Бочарова. Если дом занят — освободить! Понял?

— Ну что же, поговорим, что ли? — отпустив сержанта, придвинулся к Бочарову Велигуров. — Значит, кадровый и, говорят, штабист. Это хорошо.

Бочаров хотел, как это вообще принято при знакомстве с начальством, рассказать о своей службе, но генерал, не останавливаясь, продолжал говорить сам:

— Штабное дело — это хорошо. Сам-то я не штабист и, прямо сказать, не больно жалую эту работу, хоть и сижу теперь в штабе. Тут, голубок, у нас в штабе фронта такие штабисты, посмотришь — и ахнешь. Такие планы разрабатывают, что я просто дивлюсь, как немцы живы до сих пор. И все спорят, каждый свое решение командующему навязывает, а тот слушает всех, а делает по-своему. Ха-ха-ха, — раскатисто, до удушливого кашля, смеялся Велигуров, повторяя: — Слушает, а делает по-своему.

Бочаров смотрел на генерала и не мог понять, к чему клонит он этот разговор. Безусловно, говорить просто ради разговора при первой встрече генерал не мог. Он, видимо, хотел показать своему новому подчиненному собственные взгляды и наверняка делал это, но в чем была сущность этих взглядов, Бочаров не понимал.