Люди грозных лет

Вначале и Бочарову понравилась неугомонность Черноярова, но чем больше присматривался он и оценивал результаты его действий, тем яснее видел, что бившая через край энергия Черноярова не приносит почти никаких результатов. Накричав по телефону на командира третьей роты за медленное выдвижение взводов, через минуту Чернояров сам убеждался, что взводы вышли и вышли как раз вовремя. Решив усилить свой правый фланг, он посылал связного с приказанием переместить туда пулеметы, но пока связной бежал к пулеметчикам, положение менялось, и пулеметы нужно было перебрасывать не на правый, а на левый фланг. И особенно не понравилось Бочарову нервозность окружающих Черноярова людей. Все они, даже Привезенцев, который мельком поздоровался с Бочаровым, с трепетом смотрели на Черноярова и от этого часто не понимали того, что он говорил им.

— Скажите, — когда была отбита очередная атака противника, спросил Бочаров Черноярова, — зачем вы все время дергаете командиров подразделений?

— Как дергаю? — с нескрываемым удивлением спросил Чернояров.

— Почти каждую минуту отдаете им все новые и новые приказания.

— А как же иначе? Воевать-то нужно.

— Конечно, воевать нужно. Только это не значит все время теребить своих подчиненных и о каждом пустяке напоминать и приказывать.

— Эх, товарищ полковник, — огорченно вздохнул Чернояров, — если им не напомнить, то они просидят в окопах и ничего не сделают. Это такой народ, глаз с них не спускай и в руках держи.

— Конечно, и контроль и управление терять нельзя, — сказал Бочаров, — но излишняя опека нервирует людей, да и вы понапрасну тратите и время и силы.

— Да, да! Мешать командиру в бою — страшное дело, — поддержал Панченко, — ты, наверное, Михаил Михайлович, по себе это чувствуешь. Ну, что будет, если мы тебе из полка каждую минуту звонить будем? Замотаешься и главное упустишь.

— Ну, ясно, — согласился Чернояров, — когда сверху без конца надоедают, никакой работы не получится. Только ведь у меня-то бой.

— А командиры рот разве не ведут боя? — не отступал Бочаров. — Им тоже время нужно, у них тоже подчиненные есть.

Чернояров стоял смущенный, растерянный, раз за разом жадно затягиваясь дымом папиросы. Крупное лицо его побагровело, на толстой шее выступили жилы, в выражении глаз было что-то детски беспомощное, умоляющее.

— Понимаете, товарищ полковник, — заговорил он, и по его голосу Бочаров почувствовал, что он переживает сейчас и за свои действия и за то, что противнику удалось вклиниться в его оборону на правом фланге, — навалились тут на меня черт их знает сколько. Наступают-то на батальон не меньше двух полков и до сорока танков. А у меня несколько пушчонок, минометы да стрелковое оружие. Ну что тут сделаешь! Вот и мечешься и гоняешь всех.

Наступившее на несколько минут затишье на фронте вновь нарушилось гулом немецкой артиллерии. Вся ее сила была направлена теперь на пологий холм и лощину между батальонами Лужко и Черноярова.

— Танки стягивают к лощине! — вскрикнул Чернояров. — А эти наши саперы проклятые ничего в лощине не поставили. Просил, умолял хоть сотню мин поставить. Нет! Твердят свое: противник там не пойдет! А он и рванет…

— Андрей Николаевич, вы здесь останетесь? — спросил Панченко. — Я пойду на полковой НП. Сейчас саперов выбросим. И резерв свой подготовим. Слабоват он только, всего одна рота, но рота боевая.

Пока немцы обрабатывали огнем артиллерии лощину и холм, Чернояров успел перебросить на правый фланг два взвода третьей стрелковой роты, шесть станковых пулеметов и все пушки. Туда же он приказал сосредоточить огонь артиллерии и минометов.

Новая атака немцев началась одновременно с земли и с воздуха. Вся их артиллерия с холма и лощины перенесла огонь в стороны, по центру и флангам батальонов Лужко и Черноярова. С запада, от Курска и Белгорода, показались большие стаи немецких бомбардировщиков.

— Как на параде, — с отчаянием сказал Чернояров, — а наших за весь день ни одного…

— Кажется, и наши идут, — проговорил черный от пыли, с воспаленными глазами Привезенцев.

Высоко в небе, ныряя за облака, летели три пары советских «ястребков». Но они еще были далеко от бомбардировщиков, как навстречу им с разных направлений понеслись «мессершмитты». Их было так много, что Бочаров, досчитав до тридцати, сбился со счета. Фашистские бомбардировщики, растекаясь по задымленному небу, выстроились в три огромных круга, и в это же время к лощине и холму на флангах батальонов Лужко и Черноярова, набирая скорость, двинулись немецкие танки. Когда передние танки подходили к нашим окопам, бомбардировщики среднего круга с воем один за другим устремились вниз на черные от сплошных воронок холм и лощину. Две другие такие же огромные карусели бомбардировщиков справа и слева кружили над соседними полками.

Там, где ныряли к земле и взмывали ввысь немецкие бомбардировщики, в сплошном иссиня-черном дыму ревели танковые моторы, беспрерывно ахали взрывы, шквалом полыхала стрельба. Что происходило там, определить было нельзя, и поэтому нельзя было ничем помочь тем, кто отражал вражескую атаку.