Люди грозных лет

Чернояров и Бочаров смотрели туда, не обращая внимания на близкие взрывы снарядов и мин. Когда дым немного рассеялся, они увидели, что противник своей цели достиг. По всей лощине и прилегающему к ней холму, на пространстве более километра шириной и до двух километров в глубину, выбрасывая языки пламени, ползли немецкие танки, за ними лежали и перебегали пехотинцы, выдвигались пушки и пулеметы.

Остатки второй роты с двумя станковыми пулеметами и одной пушкой отскочили в сторону и окапывались в бурьянах на изгибе лощины. По краю лощины растянулся один взвод третьей роты, а два закреплялись в окопах позади него. На противоположной стороне вклинения противника, на вершине холма, виднелись стрелки и пулеметчики Лужко.

Немецкие танки и пехота продолжали рваться вперед и в стороны, расширяя и углубляя коридор в нашей обороне. Из глубины и с флангов по этому коридору непрерывно били наши артиллерия и минометы. То ли силен был наш огонь, то ли немцы выдохлись и приводили свои войска в порядок, — коридор почти не расширялся, а лишь углубился еще метров на триста.

— Приказано контратаковать, — переговорив по телефону, сказал Чернояров. — Лужко со своей стороны одной ротой, по ложбине контратакует резервная рота полка, а я должен третьей ротой ударить отсюда. Полку придали танковый батальон и три пушечные батареи. Я получаю батарею и целую танковую роту, — радостно закончил он и крикнул Привезенцеву: — Иди встречай танки! Они в деревне. Выводи их кустами вон в те бурьяны.

Бочаров смотрел туда, где командир полка решил контратаковать противника, и сразу же понял, что тот решил ударом с трех сторон срезать вбитый в нашу оборону клин противника и затем выбить его танки и пехоту за передний край нарушенной обороны. Теоретически такое решение было правильным и целесообразным, но, когда Бочаров, хорошо видя весь район вклинения, попытался подсчитать вражеские силы и сопоставить их с нашими, у него сложилось совсем другое мнение. В коридоре, пробитом в нашей обороне, Бочаров насчитал более шестидесяти немецких танков и по расположению групп пехоты определил, что там не менее двух, а может, и трех фашистских пехотных полков. К тому же из тылов противника все время шли и танки, и пехота, и артиллерия, и даже обозы. Видимо, этот прорыв был осуществлен целой вражеской дивизией, усиленной танками и артиллерией. Против таких сил удар трех малочисленных стрелковых рот, десятка танков и нескольких артиллерийских батарей и минометных рот, по существу, был булавочным уколом. Оценивая обстановку, Бочаров отчетливо видел всю безрассудность предпринимаемой контратаки. Он вспомнил разговор с генералом Велигуровым, его идею постоянных атак в любых условиях и подумал, что Велигуров не одинок, что у него много сторонников и что эта предпринимаемая контратака — результат действия его единомышленников. Тогда в разговоре с Велигуровым в этой идее Бочаров видел только теорию, а теперь он осознавал всю ее пагубность. Зачем контратаковать в таких условиях? Не лучше ли эти три стрелковые роты, десяток танков и несколько батарей закопать в землю и встретить противника мощным огнем? Ведь каждый стрелок в обороне один может бороться против трех-четырех наступающих пехотинцев, а танки и пушки из засад, из укрытий спокойно и без потерь расстреляют полсотни и более вражеских танков.

Бочаров хотел было вмешаться и отменить контратаку, но за лощиной, где располагался наблюдательный пункт командира полка, взметнулись вверх три красные ракеты, и впереди, где лежала третья рота, вскочил, махнув зажатым в правой руке пистолетом, высокий командир и, как на учении, ускоренным шагом пошел вперед. За ним поднялось еще несколько человек, но командир вдруг пошатнулся и, словно стремясь куда-то, упал лицом к противнику. Вслед за ним попадали и те, кто встал позже. Остальные люди роты, видимо прижатые вражеским огнем к земле, продолжали лежать.

— Командир роты! — выкрикнул Чернояров. — И какой черт его первым понес! Теперь все пропало, роту не поднимешь…

— Я подниму, — с натуженным хрипом проговорил Привезенцев и, вырвав у стоявшего рядом связного карабин, побежал к третьей роте.

— Молодец! Этот поднимет, — воскликнул Чернояров, — и танки сейчас догонят роту.

Но танки, едва выйдя из кустарника, попали под шквальный огонь фашистской артиллерии, один загорелся, расстилая по земле черный дым, а остальные, отходя дальше друг от друга, поползли назад.

Привезенцев подбежал к роте, махая карабином и свободной рукой, на мгновение остановился и что-то закричал, глядя то вправо, то влево. В разных местах, где лежала третья рота, поднялись несколько стрелков, неуверенно побежали вперед и тут же попадали. Со стороны противника несся сплошной ливень огня. Артиллерия и минометы и той и другой стороны били с предельным напряжением. Незаметно наплывшая туча закрыла клонившееся к закату солнце, и скоро по земле захлестал крупный, ядреный дождь.

Глава десятая

Бой, то замирая, то вновь оживляясь, постепенно стих. Дождь все усиливался, заливая избитую, изрытую воронками землю.