Люди грозных лет

— Написал, значит, — буркнул он, не поднимая головы, — написал — и, как говорят, с плеч долой. А ты подумал, что написал? — вдруг возвысил он голос и из-под насупленных бровей косо взглянул на Бочарова.

— Подумал, товарищ генерал, и серьезно, — чувствуя, что предстоит тяжелый разговор, спокойно ответил Бочаров.

— Серьезно, — передразнил его Велигуров и, стукнув кулаком по столу, загремел на всю комнату. — Нет, не подумал! Галиматья! Чушь! Пустозвонство!

— Товарищ генерал, — чувствуя, как запылали щеки, сдержанно сказал Бочаров, — я не мальчишка, чтобы кричать на меня. Я полковник Советской Армии.

— А я генерал и постарше вас.

— А я полковник и советский человек и кричать на себя никому не позволю, — сдерживая гнев, ответил Бочаров.

— Да вы что? Я кто для вас, начальник или кто?

Лицо Велигурова налилось до синевы багровым румянцем, стиснутые в кулаки волосатые руки тяжело лежали на столе, лохматые, сросшиеся брови почти совсем закрыли глаза.

— Вы мой начальник, но это еще не дает вам права кричать на меня.

— Право, право, — вдруг стих Велигуров, — садитесь.

Бочаров сел на край стула, не сводя глаз с генерала.

— Ну, что вы тут написали? — вновь перебирая листы доклада, резко, но спокойно говорил Велигуров. — Вы только подумайте?! Система обороны у нас негодная, атаковывать мы не умеем, тылы функционируют неправильно, связь не обеспечивает управления войсками. Да что же все это значит, — вновь возвысил он голос, — выходит, что мы совсем воевать не умеем? Выходит, что все мы тут дураки и тупицы! Сидели, смотрели и ничего не видели! Приехал полковник Бочаров, глянул — и все увидел. Так, что ли?

— Не совсем так, товарищ генерал.

— Ах, не совсем! Значит, что-то есть и так!

— Безусловно, есть, — зная, что это вызовет бурю негодования, ответил Бочаров.

— Значит, мы дураки и тупицы?

— Товарищ генерал, зачем утрировать? Я пишу о тех недостатках, которые увидел. Никого глупым не считаю и себя не возвышаю.

— Хорошо, хорошо, — поспешно остановил его Велигуров, — но вы блудите, видите все в черном свете. А в самом деле не так все, как вы пишете.

— Ну, а конкретно что не так, товарищ генерал?

— Все не так. Подход к делу не тот. Вы грязью обливаете наши командные кадры.

— Простите, товарищ генерал, — не выдержал Бочаров. — Я сам командир Красной Армии, и наши командные кадры я уважаю и ценю. Да и как я могу не ценить их, — разгораясь, заговорил он, — как я могу клеветать на тех, с кем вырос вместе, на тех, кого вчера, позавчера и в другие дни в бою видел. Как я могу клеветать на Лужко, на Черноярова, на Лесовых, на командира третьей роты, который бросился впереди роты в атаку и погиб. Я пишу о тех недостатках, что воевать мешают, приводят к ненужным потерям.

Взволнованная, горячая речь Бочарова поколебала Велигурова. Насупив брови, он сидел, листая доклад.

— И вы думаете, что ваше предложение о траншейной обороне это новое? — с иронией спросил Велигуров.

— Это не мое предложение, это то, что уже вошло в жизнь, применяется на фронте.

— Да вы, голубок, с этими траншеями назад тянете, к первой мировой войне. Там как раз траншея-то и задавила все. Почему первая мировая война зашла в позиционный тупик? А? Почему? Не потому ли, что все залезли в траншеи и решили там отсиживаться?

— Нет, не потому!

— А почему же?

— Причин для этого много, и главное — экономические возможности.

— Это, голубок, прописные истины. Сейчас ты скажешь, что средства обороны оказались сильнее средств наступления. Это правильно. А вот почему так получилось?

— В частности, из-за косности взглядов многих военных деятелей. Из-за того, что опыт войны не учли вовремя, новое не поддержали, не дали развиться, окрепнуть и стать решающей силой. Немцы, например, танки так и не признали до конца войны. А сейчас мы видим, что танки — страшная сила.

— Вот что, — взглянув на часы, не допускающим возражения тоном сказал Велигуров, — времени у нас для диспутов нет. Воевать нужно, а не спорить. Доклад ваш я не одобряю. Если он вам дорог, сберегите его на память, а посылать Васильеву запрещаю.

— Как запрещаете? — прошептал Бочаров.

— Очень просто. Я в корне не согласен с тем, что написано тут.

— А я отвечаю за каждую букву! — стараясь быть спокойным, решительно сказал Бочаров, но, сказав, почувствовал, что получилось это резко, и уже мягче, уговаривая Велигурова, продолжал: — Товарищ генерал, мы не имеем права молчать. Это молчание стоит крови. Я своими глазами видел, что многие у нас еще не отрешились от практики гражданской войны. Она не мало дала для нашего военного искусства, но многие положения устарели, они мешают, тормозят дело.

— Ну, голубок, о гражданской войне не вам судить, — перебил Велигуров, — вы были от горшка два вершка, когда мы этот опыт добывали. Он крови нам стоил, и мы никому не позволим отбрасывать его.

— Но одна война никогда не бывает похожей на другую. Нельзя держаться на опыте старого, нужно вперед двигаться.

— А мы и двигаемся. И так двигаемся, что весь мир ахает.