Люди и динозавры

Наряду с сирийской, славянская традиция по массиву переведенной и цитируемой литературы стоит на втором месте после эфиопской, сохранившей самый богатый и важный массив ветхозаветной псевдоэпиграфической[32] литературы эпохи Второго Храма (516 до н. э. — 70 н. э.). Некоторые представления, зафиксированные в литературе того периода, легли впоследствии в основание богословского фундамента христианской традиции. Свое существование они продолжили и в ветхозаветной традиции, но уже в качестве внутреннего (эзотерического) течения, которое придало мощный импульс развитию мистики хехалот («Небесных чертогов») и возникшей на ее основе Каббалы. В этом свете славянские псевдоэпиграфы представляют особенный интерес для изучения воспринятых христианством, но скрытых иудаизмом внутренних богословских традиций. При этом следует понимать, что в ряде случаев ветхозаветная традиция невольно выступает в качестве важного передаточного звена между христианством и традициями куда более отдаленных эпох.

Профессор кафедры педагогики Русской христианской гуманитарной академии Ф. Н. Козырев в книге «Искушение и победа святого Иова» (1997) приходит к выводу, что 40-я и 41-я главы Книги Иова, в которой подробно описывается внешний облик Бегемота и Левиафана, содержат очевидные отсылки к описанию древнего (эдемского) змея, который именуется также диаволом и сатаной. О том, насколько эта традиция была устойчива в древности, свидетельствуют характерные отличия синодального и церковно-славянского переводов Книги Иова:

Русский текст

Излей ярость гнева твоего, посмотри на все гордое, и смири его (40:6)

Это — верх путей Божиих: только Сотворивший его может приблизить к нему меч Свой.

Горы приносят ему пищу, и там все звери полевые играют (40:14–15)

Нет на земле подобного ему: он сотворен бесстрашным (41:25)

Церковно-славянский текст

Пусти же аггелы гневом и всяко го укорителя смири

Си есть начало создания Господня: сотворен поруган быти аггелы его Восшед же на гору стреминную сотвори радость четвероногим в тартаре

Ничтоже есть на земле подобно ему сотворено, поругано быти аггелы Моими.

С первых же слов третьей речи становится ясно, что ее тема — некий скрытый конфликт. «Посмотри на все гордое», «взгляни на всех высокомерных» — такими словами Господь приступает к описанию Бегемота, названного Им одновременно «верхом путей Божиих» (Иов. 40:14). Тема вражды не сходит с уст Божиих: «Только Сотворивший его может приблизить к нему меч Свой» (Иов. 40:14), «возьмет ли кто его… и пронзит ли ему нос багром?» (Иов. 40:19), «клади на него руку твою и помни о борьбе…» (Иов. 40:27) и т. п.

Называя Левиафана «царем над всеми сынами гордости» Бог одновременно продолжает откровенно любоваться его красотой и силой: «Не умолчу о членах его, о силе и красивой соразмерности их. Кто может открыть верх одежды его, кто подойдет к двойным челюстям его? Кто может отворить двери лица его? круг зубов его — ужас; крепкие щиты его — великолепие; они скреплены как бы твердою печатью; один к другому прикасается близко, так что и воздух не проходит между ними; один с другим лежат плотно, сцепились и не раздвигаются. От его чихания показывается свет; глаза у него как ресницы зари; из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры; из ноздрей его выходит дым, как из кипящего горшка или котла. Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя. На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас. Мясистые части тела его сплочены между собою твердо, не дрогнут.

Сердце его твердо, как камень, и жестко, как нижний жернов. Когда он поднимается, силачи в страхе, совсем теряются от ужаса. Меч, коснувшийся его, не устоит, ни копье, ни дротик, ни латы. Железо он считает за солому, медь — за гнилое дерево. Дочь лука не обратит его в бегство; пращные камни обращаются для него в плеву. Булава считается у него за соломину; свисту дротика он смеется. Под ним острые камни, и он на острых камнях лежит в грязи. Он кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь; оставляет за собою светящуюся стезю; бездна кажется сединою. Нет на земле подобного ему; он сотворен бесстрашным; на все высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости» (Иов. 41:4–26).

С большой степенью вероятности скрытый конфликт, о котором говорит Козырев, стал порождением ревности одного из первых разумно устроенных и прекрасных созданий, задуманных «верхом путей Божиих», по отношению к человеку, призванному владычествовать не только над всей землей, но и над всеми тварями земными, т. е. и над этими самыми первенцами: «И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими (и над зверями), и над птицами небесными, (и над всяким скотом, и над всею землею), и над всяким животным, пресмыкающимся по земле» (Быт 1:28). Такая трактовка кажется нам наиболее убедительным ключом к драматическим событиям, разыгравшимся в Эдемском саду между змеем и прародителями человечества.