Люди и фразы

Семья, о которой говорит второй тезис декларации, безусловно, всегда и везде является основой общества. Но в современном западном мире этот институт размывается: все больше людей живут в неформальных и неустойчивых союзах и рожают детей «для себя». Признание однополых браков, ставшее реальностью в некоторых европейских странах, только подстегивает этот процесс, равно как и призывы к легализации «шведских семей» с неопределенным количеством партнеров. Кому какое дело, спрашивают сторонники легализации таких отношений, если люди решили устроить свою жизнь именно таким образом? Да, это их личный выбор, на который они имеют право, — отвечает декларация. Но государство и общество не должны принимать его как равнозначный традиционному браку со всеми вытекающими последствиями. Грубо говоря, если двое мужчин решили спать друг с другом или решили спать сразу с тремя женщинами, мы им этого не запрещаем, но и они пусть не требуют, чтобы детям в школах рассказывали об этом их решении как о нормальном способе устроить свое личное счастье.

С другой стороны, декларация признает, что на Западе «культура брака» находится в глубоком кризисе, тут безусловно должно быть и нечто позитивное, а не только отказ от легализации нестандартных вариантов. Но для этого нужно, чтобы само понятие брака сохранило какое-то свое базовое значение.

Ну а что же с религиозной свободой, о которой казалось бы, на Западе совершенно не приходится беспокоиться? Приверженцы самых экзотических культов могут совершать свои обряды и проповедовать свои взгляды беспрепятственно… И там уж точно не происходит никакого гонения на христиан, подобного тем, что были в XX веке в России. Однако на практике все чаще оказывается так, что практиковать свое христианство они могут лишь дома, за закрытыми дверями. Там где законодательно признаются однополые браки, христианские приюты и благотворительные организации уже не могут по закону отказывать однополым парам в усыновлении. В штате Массачусетс, где было принято такое решение, католическая организация была вынуждена прекратить практику всякого усыновления. Точно так же и проповедь становится подцензурной: если христианин, в полном соответствии с Библией, называет практику гомосексуализма греховной, на него можно подать в суд — и такое действительно порой происходит.

«Мягкий деспотизм» — вот как, вслед за А. де Токвилем, характеризует декларация эту тенденцию. С одной стороны, никаких концлагерей и репрессий, а с другой… общество меняется неузнаваемо, оно загоняется в рамки достаточно жестких и весьма притом спорных представлений о том, что есть хорошо и что есть плохо. И это, конечно, находится в ярком противоречии с идеями отцов-основателей США и тех борцов за гражданские права и свободы (например, М.-Л. Кинга), которые стали основателями современного американского либерализма.

Уберечь подлинный либерализм, основанный на христианских ценностях и устремленный к свободе личности, от нынешних либералов-диктаторов — вот как я определил бы суть этой декларации, и в целом я с ней вполне согласен. Да, она упоминает множество сложнейших проблем, которые не могут быть разрешены в семистраничном документе, некоторые формулировки выглядят слишком упрощенными, некоторые доводы — несколько натянутыми, но дело не в частностях.

Важно, что в данном случае христиане разных конфессий, не забывая о различиях между ними, сумели назвать общие для всех них ценности и объединиться в защите этих ценностей. Да, конечно, вопросы о примате папы или о соотношении Писания и Предания очень важны, и было бы лицемерием делать вид, что они нас не разделяют. Но когда мы сталкиваемся с какой-то совершенно иной системой ценностей, для которой и Писание, и Предание — пустой звук, мы должны сказать о том главном, что нас объединяет. Мы можем напомнить об этом обществу безудержного потребления, в котором права человека начинают трактоваться как навязанный всем произвол чьего-то частного хотения.

Делать это так, как делал Иоанн Креститель, а именно громогласно возглашать: «Покайтесь!» — уже не получится, потому что нет у аудитории ясного представления ни о грехе, ни даже о Боге. Но можно говорить с современным обществом на его языке. Можно показать ему, что христианское отрицание абортов и манипуляций с эмбрионами — не прихоть средневековых мракобесов, а, напротив, провозглашение высокого достоинства неповторимой человеческой личности, возникающей в момент зачатия. Защита прав нерожденных — это и есть подлинный либерализм.

Нам, в России, может порой казаться, что сама проблема существует лишь на «бездуховном и материалистическом» Западе. Но это вовсе не так: потребительство, индивидуализм и прочие черты, которые принято связывать именно с ним, присущи нашим соотечественникам ничуть не в меньшей мере, просто сейчас люди больше заняты другими проблемами, в основном экономическими. Значит, эти вопросы встают и перед нами, пусть пока и не с такой остротой, как в Америке.