Люди и Нелюди

Начинаю очень тихо объяснять, что произошло на море и кто виноват. Как ни странно, он меня понимает, причем правильно понимает.

Будь я с СБ и штатно работая агентом, вели бы его уже в допросную за такое «странное» полное понимание ситуации. Слишком он выделяется для ребенка своим умом и сообразительностью. Не может ребенок этого понимать, я с ним как со взрослым веду, и он тоже со мной так же. Более чем странно, зная прежнего Витоли, тем более.

Рассказываю, что хочу сделать. Он со мной соглашается и только уточняет некоторые неясные и чуть спорные моменты моего плана. После пытаюсь извиниться за то, что я на него тогда накричала и выгнала из класса. Он меня останавливает и говорит: я что, не женщина, и он меня понимает, и не обижается, и как с ним быть. Странный он какой-то.

Потом рассказывает, что он меня чувствует, и следом, какие чувства я испытываю к нему.

Что вот сейчас я злюсь, например.

Ну, для этого и чувствовать ничего не надо, и так по лицу все понятно. Что я злюсь, вот ты, маленький мой притворщик, «ведьмака» изображаешь, дите ты еще совсем. Вот другие мои чувства прочитай, а я тогда тебе скажу, кто ты есть на самом деле. Только после этого.

И тут меня накрывает злость, ведь Гесик вчера опять со своим паровичком весь вечер проторчал в гараже и не пришел…

Потом еще бутылочку с друзьями выпил и пошел на кухню спать.

Он всегда там после «друзей». Сядет у чайника, ему пить воды после сильно хочется. Он сядет на кухне в кресло, рядом чайник, рыбка сушеная и кружка с чистой водой, и может так и всю ночь просидеть.

Раньше я его укладывала спать. Так он каждый час вставал до воды. Выпьет кружку воды, сходит по своим делам и опять спать. Через час снова и все по кругу, с тех пор как выпьет, то на кухне спит в кресле, в комнату я его уже не пускаю. Хотя мы и спим в одной комнате, но кровати у нас разные. Потому как именно спать с ним невозможно, он вертится, крутится и руками, бывает, машет во сне, больно же.

А как женщина у него паровичок теперь, он только и с ним… скотина черствая и бездушная.

Как же временами хочется, чтобы кто обнял, хоть поцеловал, хоть в щечку, только от души.

Да, вот так, что-о, какая наглость – я в щечку мечтала, хотела, может быть, и… но, только это потом как-нибудь и когда-нибудь. Хотя это было бы, может быть…, да, в губы тоже хорошо. Это, ласковый ты такой, маленький, славно-то как, что я творю, как сладко-то, нет. Прочь, кто, зачем, уходи, и не могу, еще, еще, еще и вот так… Ой, ой, еще, еще… и туда тоже хочется и дальше… больше, сильнее. Да, да… вот хорошо, так тоже можно, а как же это хорошо. Никогда такого не было, что со мной происходит. Что хочу, то и получаю и как хочу… Как же я этого давно хотела и ждала.

Ох, давно, еще, еще и да, ой, просто постоять, внизу все сжимается и пульсирует, как же хорошо. Да, вот я куда-то плыву, и как же это хорошо-то как, и еще, и еще, еще, о-оо… Немного, вроде, отпустило. Что же это, это же мой, мой… Витоли. Все, отпустило. Все, пусти меня, пусти. Отошел, стоит – и что ему сейчас сказать? Стоит, смотрит. Глаза б его бесстыжие, или мои… такие же. Женщина э… перед, ну, пусть и не передом, а, отвернись уже. Ты смотри, отвернулся, стоит с голым задом, а я-то тоже хороша. Быстро вытираюсь, одеваюсь, сажусь, только бы не покраснеть. Хотя куда уж теперь краснеть, самое время бледнеть начинать.

А может, и нет, – появилась новая робкая мысль.

Все, можешь поворачиваться. Что это, повисшее мужское достоинство – и перед дамой показывать? Мог бы и одеться.

Что он на это скажет, как мальчик или как мужчина? Это проверка, по этому и буду судить. Хотя какая теперь проверка – стыд-то какой, ведь ребенок – что тут и проверять-то.

Это волнуюсь я что-то, слишком много я поставила своим разрешением или скорее несопротивлением. Не потерять бы, хоть и неважная жизнь была у меня здесь, во втором круге, но это жизнь со своими маленькими радостями, а вот так и лишиться можно всего, ох, Натали, Натали.

Он соглашается. – Почти облегчение и странная радость от сплошь неправильного и стыдного моего поступка.

Только зовет по имени, засранец, но ему, как мужчине, простительно, моему мужчине… Прислонился к кафедре. Устал, вижу, приглашает за парту, ну пошли, труженик ты мой.

Садимся, лохмачу ему волосы. Привычка у меня есть такая после этого. Они у него светлые, правда не кучерявые, но густые-густые и такие приятные и хорошие, и весь он такой хорошенький. Мне что-то с ним очень хорошо было, не дойти бы до беды, или уже поздно до чего-то доходить, когда уже там, за чертой.

Просит меня что-нибудь рассказать. Я сама наоборот хочу его расспросить и послушать, кто он или что он за чудо такое.

Я вспомнила, где я таких встречала или не встречала, а скорее, читала доклад про таких. Людей таких не бывает даже ведьмаков, это на соседнем материке энерджазины, вроде, людей только чувствуют. Был такой доклад, одного капитана с фрегата «Гневный», вот он мне на глаза тогда и попался. Я сейчас и вспомнила, а людей таких нет, не было до сегодняшнего дня по крайней мере.