Люди и положения (сборник)

Ты говорил об артистическом обмане Гамлета, о его необходимости скрываться и притворяться. Это невольное поведение заговорщика. Как это тяжело и как мне понятно.

П е т р   А г а ф о н о в. Я, конечно, знаю, на что ты намекаешь, Саша. Я достаточно начитан и восемь лет во Франции учился. Если даже не самого Фурье, я часто встречал и хорошо знал некоторых из его последователей.

С а ш а. Да ты рассказывал. Как я тебе завидую.

П е т р   А г а ф о н о в. И я не первый раз прошу тебя. Не посвящай меня в свои тайны. Я не скрываю от тебя, я не твой соумышленник. Свободолюбие мое совсем другого рода. Я не люблю законодателей, ни нынешних, ни тех, которых вы готовите, если по всеобщему и вашему собственному несчастью вы когда-нибудь к чему-нибудь придете. Я люблю родящую землю, плодовые деревья, колосящиеся хлеба. Я люблю тружеников, возделывающих поля, ухаживающих за садами. Я люблю людей, кропотливо, до последних мелочей приводящих свои мечты в исполнение своими руками, и не понимаю и презираю глубокоумцев, занятых в общих чертах выработкой расплывчатых и, ближе, неопределимых идеалов. Я люблю крестьян, ремесленников и кровно, жадного смерти люблю художников, а ты и твои подпольщики, даже когда вы мучениками всходите на эшафот… (Махнув рукой.) Э, да что там говорить. Мы с Прохором о тебе и о «красных» толковали. Краснобай Ксенофонт ваше кривое зеркало.

С а ш а. Я готов проглотить обиду. Сталкиваться со слепым непониманием нам не привыкать стать. Но надеюсь, ты не заставишь меня жалеть об оказанном тебе доверии. Ты не злоупотребишь им.

Картина седьмая

(Прощальный спектакль. Закрытие сезона.)

Дворец графов Норовцевых в Пятибратском. В театре, примыкающем к левой части дворца, идет и кончается последний в сезоне спектакль. Из театрального помещения в большой банкетной, находящейся в правой части дворца, тянется по всему нижнему этажу анфилада проходных комнат. Они расположены дверь в дверь, пролетом в пролет, образуя прямой как стрела сквозной проход. Одна из этих промежуточных комнат, полузаброшенная. Окна в парк. Ночь. Зима. Комната неполно освещена отсветом фонаря со двора. Шатунов расхаживает по анфиладе, останавливается в комнате. Зверев и 3верева стоят, ждут конца спектакля.

Ш а т у н о в. Капельдинеры?

З в е р е в. Никак нет, ваше превосходительство.

Ш а т у н о в. Что же вы верстой тут торчите?

З в е р е в. Представление кончится, повалит публика. Присмотреть. Распорядиться.

Ш а т у н о в. Графовы дворовые?

З в е р е в. Никак нет. От рождения вольные. По вольному найму.

Ш а т у н о в (делает несколько шагов по направлению к двери, но возвращается). Кто такие по должности?

З в е р е в. Правитель театральной канцелярии Харитон Онуфриев Зверев и жена моя, Ксения Алексеевна, кладовщица костюмерной.

Ш а т у н о в. Умора. У других лен, пенька, свекла в крайнем случае, а у этих лампионы да помады. И много у вас лесу этого самого?

З в е р е в. Невозможно измерить. Конца-краю нет. Пять опушек, кажная в другой губернии.

Ш а т у н о в. Я с человеком от кареты шел, – двор пересечь не хитрость, чуть не заблудился. Старое гнездо разбойничье, известная глушь.

З в е р е в а. Что вы, что вы. Грех так говорить, ваше превосходительство.

Ш а т у н о в. Так я не упущу графа, тут гуляючи? Он обязательно должен тут пройти?

З в е р е в. Пройдет беспременно, не извольте беспокоиться.

Ш а т у н о в. Мне его будто бы нечаянно. А то дельце тут одно неприятное. А он горяч на руку, сказывают.

З в е р е в. Случается.

Ш а т у н о в. Так я тут под боком, кликните. Прозеваете, смотрите.

З в е р е в. Как можно, ваше превосходительство!