Люди и праздники. Святцы культуры

Чай, конечно, тоже не лишний. Раньше хорошим считался один, “со слоном”. Теперь я полюбил все остальные сорта. Разный, как вино, чай, как оно же, облагораживает дружбу. Влияя исподволь, он подбивает говорить обиняками, смотреть на вещи в профиль, мерить время паузами и сочинять стихи без рифмы. Властно и незаметно, словно времена года, чай учил альтернативному (хотя бы по отношению к водке) сознанию. Так он спас нас от беспробудного пьянства, в которое легко было впасть от беспомощного безделья, мучившего всех в поздний застой. Чайная церемония за столом без бутылок под негромкую беседу без грубых шуток располагала к тому задушевному общению, что отдаляет мир, позволяя его увидеть промытыми чаем глазами.

22 мая Ко дню рождения Артура Конан Дойла

Цивилизованный мир – главный, но тайный герой Конан Дойла. Как Ленин, он торопился захватить все, что нас связывает: телеграф, почту, вокзалы, мосты, но прежде всего – железную дорогу. Холмс никогда не отходит далеко от станции, Ватсон не расстается с расписанием. Железная дорога – кровеносная система цивилизации. Делая перемещение бесперебойным, а остановки предсказуемыми, она покоряет пространство и время, укладывая стихию в колею прогресса. Сюда запрещен вход случаю, ибо он угрожает главной ценности XIX века – размеренности движения.

Железная дорога – перенесенное из истории в географию наглядное пособие по эволюции, страстную любовь к которой Конан Дойл разделял со своим временем. Секрет его завидного достоинства – в отсутствии квантовых скачков, экзистенциальных разрывов, с которыми уже примирился современный человек, выброшенный из лузы своей биографии.

Автор этой бильярдной метафоры толковал эволюцию не по Дарвину, а по Ламарку. Осваивая поэтику разрыва, Мандельштам мыслил опущенными звеньями. Пафос Конан Дойла – в демонстрации всех ступеней эволюции. Для этого написан “Затерянный мир”. В этой версии “Парка юрского периода” автор, спускаясь по эволюционной лестнице, приводит нас в доисторическую преисподнюю.

С помощью нижних ступеней эволюции Конан Дойл удлинил цивилизацию своего века. Спиритизм должен был сделать ее вечной. Конан Дойл верил, что избавиться от сверхъестественного можно, лишь превратив его в естественное. Поднимаясь от бездушной молекулы до бесплотной души, он не пропускал ступеней. И если спиритизм – оккультная истерика рационализма, то детектив – его разминка.

23 мая Ко дню рождения Вагрича Бахчаняна

Сегодня, когда художник Бахчанян, вместе с поэтом Бродским и прозаиком Довлатовым, входит в триумвират русской Америки, можно поделиться одной странностью. Вагрич – редкость в нашей среде – обходился без выдумки. Я проверял: самые невероятные истории были абсолютно правдивыми, о чем свидетельствовали участники.

Похоже, что ему не нужно было привирать, ибо действительность послушно сворачивалась вокруг него, принимая фантастические очертания и привечая психов, чудаков и дуриков. Гуляя с ним по Нью-Йорку, я заранее знал, что хоть один из них к Вагричу обязательно прицепится. Однажды его узнал на Бродвее веселый толстяк, который представился художником Крамским, правда, Матвеем. Он спросил, сколько стоит реклама в журнале, который мы тогда издавали. “Сто долларов”, – наугад сказал Бахчанян. “Никаких проблем”, – обрадовался художник, достал из кармана доллар и пририсовал фломастером два нуля. Вагрич нисколько не удивился.

Задним числом мне кажется, что мистическим образом реальность подчинялась непрестанному художественному напору. Вагрич ведь никогда и ничем не интересовался, кроме искусства. К нему сводился любой разговор, и любая прогулка включала визит в галереи современных мастеров, в которых Бахчанян видел соратников. Однажды в Сохо он указал на диковинного прохожего, одетого не по сезону, да и не по широте – в огромную белую шубу. “Гроссмейстер граффити”, – объяснил Вагрич и пошел обниматься со знаменитым тогда в Нью-Йорке Китом Харингом (Keith Haring).

Больше всего я жалею, что не записал рассказы о харьковской жизни, еще тогда, когда Вагрич ими щедро делился. Так, в середине 1960-х Бахчанян чудом увидал работы Джексона Поллока. Подражая ему, он раздал рабочим завода “Поршень” дырявые ведра с краской и попросил их побегать по линолеуму цеха, чтобы воспроизвести технику капельной живописи, знаменитого дриппинга, которым прославился американский авангардист.

Бахчанян был самым свободным человеком, которого я встречал, и всем еще предстоит узнать, чего это стоит, что дает и как нам повезло, что он жил среди нас.

24 мая Ко дню рождения Алексея Саврасова