Ответ вполне удовлетворил юного эльфа, и он исчез в телепорте, прежде чем Кантор успел попросить воды. Правда, оглядевшись, мистралиец обнаружил, что налитая кружка стоит рядом, достаточно лишь руку протянуть. Кантор в два глотка расправился с одной из своих проблем, после чего рухнул лицом в подушку и подумал, что все не так плохо. Хотя то, что могло болеть, болело зверски, все же это можно было пережить. А вот если бы пришлось привстать… или прилечь?… в таком плачевном и беспомощном виде перед посторонним человеком… или, что еще ужаснее, перед дамой… Какое счастье, что у кого-то хватило ума не пускать сюда Ольгу и вообще не сажать никаких сиделок! Отвратительней всего, если в момент, когда плохо, и больно, и вообще хочется выть и рвать зубами подушку, над душой еще сидит женщина. Либо позорься, либо выпендривайся… Только бы Мафей не притащил сюда Ольгу, с него, сердобольного, станется…
Спустя несколько минут Мафей действительно вернулся. Ольгу он не привел. Он притащил Амарго, что вполне тянуло на очередной бред, не хуже вертолетиков.
— Оставь нас минут на десять, — шепотом попросил Амарго. Мальчишка кивнул и снова исчез, а командир осторожно присел на край кровати и еще тише спросил: — Ты не спишь?
— Сплю, — проворчал Кантор. — Чего тебе?
— Не шевелись пару минут, — приказал Амарго и стал что-то раскладывать на одеяле. — И не смотри.
— Почему?
— Потому. Это приказ. Отвернись.
— Иди на… — огрызнулся Кантор и все-таки отвернулся.
Амарго зажег свечу, переставил на стул и продолжил:
— Как тебя угораздило туда пойти? Ты же знал, ты наперед знал, что из этого выйдет, потому и Рико оставил снаружи. Зачем? Неужели нельзя было иначе?
— Я решил, что так будет лучше, — неохотно отозвался Кантор, пытаясь сообразить, для чего товарищ Амарго колет его иголками, как будто ему мало того, что уже есть. — Что ты делаешь?
— Лечу тебя, болван. Потерпи, так надо. Потом станет легче. С чего ты решил, что сунуться в ловушку будет лучше?
— Потому, что если тебе предсказали какую-то дрянь, лучше не прятаться до конца жизни, а пережить все сразу, раз уж ничего не изменить.
— Фаталист хренов! Ты хоть представляешь, чем это все могло закончиться? Поверни голову.
Что-то плоское и цепкое прилипло на шею, пластырь, что ли? На кой он там нужен?… Потом еще раз, чуть выше.
— Нормально закончилось, — ответил Кантор, послушно не оборачиваясь и пытаясь понять смысл этого странного лечения. — Отстань. Лучше скажи, как там ребята.
— С ребятами все в порядке. Что с ними случится? А когда я им скажу, что ты жив, они вообще от радости рехнутся. Мы ведь тебя уже похоронить успели. Все раскисли, понапивались с горя как засранцы…
— Прям-таки, — фыркнул Кантор. — Скорее, на радостях. Можно подумать, так уж меня все любят.
— А ты думал! Рико вообще рыдал, как девчонка. И Эспада ужасно расстроился. Торо такую проповедь толкнул, что даже Гаэтано прослезился. Дон Аквилио каялся, что тебя отпустил… А что творилось с Пассионарио, можешь себе представить.
— Ну этому поплакать — что отлить сбегать… Не зря его в нашем ансамбле Плаксой прозвали. Небось опять ведро травы скурил и начудил чего-нибудь.
— Если бы! Он напился в хлам, и я боюсь даже представить, чего он мог натворить! А потом пропал! И поверь после этого, что вы не братья, если даже пропадаете одновременно! Что у тебя с рукой? Кости не переломаны? Кто тебя латал?
— Не знаю кто. Не видел. Не переживай, кости целы, иголки под ногти загоняли, только и всего. Заживет. В прошлый раз было хуже… Долго мне так лежать? Неудобно.
На самом деле ничего особенно неудобного не было, просто лежать неподвижно, когда что-то болит, — сущее мучение…
— Потерпи еще минутку, — как-то виновато попросил Амарго. — Совсем немного осталось. Полежи спокойно. Хочешь, я тебе что-нибудь расскажу?
— Хочу, — злорадно заявил Кантор. — Расскажи, что все-таки вышло с моей рукой? Хоть сейчас скажи честно. Может, будет стыдно врать, когда мне так плохо.
— Ох, как ты меня достал… — вздохнул Амарго. — Не могу я тебе рассказать, хотел бы, но не могу. Я поклялся молчать. Смирись с этим, наконец. Правда это, правда, раз уж ты сам докопался, не буду скрывать. Но подробнее рассказать не могу. И не проси меня больше. Утешься тем, что у тебя снова две руки, и успокойся.
— Хорошо, — вздохнул Кантор. — Скажи только, она настоящая?
— Настоящая, живая, такая же, как была, и совершенно здоровая. Если ты когда-нибудь снова захочешь играть на гитаре, пусть рука тебя не смущает. И давай больше к этому не возвращаться. Договорились?
— Ладно, — вздохнул Кантор, решив, что слишком давить на Амарго не стоит. И так товарищ наставник сказал больше, чем обычно. — Долго мне так лежать?
— Еще минут пять. И объясни мне во имя неба, почему ты сразу не пришел ко мне? За каким тебя понесло девчонку искать? Это у тебя что, мания или просто традиция — сбежав из плена, первым делом являться к женщине?
— Не твое дело.
— Очень даже мое! Я твой командир!