Люди и собаки

Иными словами, проблема явления, называемого антропоморфизмом, состоит не в том, что к животным применяются интерпретационные модели, взятые из психологии человека, а в том, что они применяются необоснованно и без эмпирического подтверждения. С большой долей вероятности можно говорить о том, что существуют некоторые психологические механизмы, которые у человека и животного действительно идентичны. В этом плане критика антропоморфизма, в том виде, в котором она широко распространена в этологии, порой звучит несколько двусмысленно, поскольку настаивает на том — или, во всяком случае, дает понять, — что использование заимствованных из психологии человека концептов применительно к животному по сути своей неправомерно. При этом она игнорирует тот факт, что априори они ничуть не хуже и не лучше, чем все прочие концепты или модели.

И наконец, заметим, что упрямый отказ от любых проявлений антропоморфизма, по иронии, с неизбежностью приводит к обратному результату. Если перефразировать известную формулу, хотя и несколько устаревшую, можно сказать, что небольшая неприязнь к антропоморфизму удаляет от него, а большая ненависть — приближает. И в самом деле, если априори рассматривать животное в качестве машины, лишенной какой бы то ни было субъективности, то не будет ли это означать то же самое, что давать животному определение путем сравнения его с человеком, только на этот раз не отождествляя, а противопоставляя одного другому? В более общем плане разве отождествление животного с лишенной субъективности машиной — это априори не продукт культуры современного западного общества, который с научной точки зрения заслуживает не большего доверия, чем очеловечивание животного?[47] Почему априори более «осмотрительно» сопоставлять психологию животного с механической моделью, чем с моделью человека? В конечном итоге решающую роль в этом вопросе должны играть только факты. По большому счету, радикальное разделение человека и животного, к которому приводит столь решительный отказ от антропоморфизма, — это, вполне вероятно, один из пережитков представлений о природе, отвергаемых современной биологией еще начиная с Дарвина. Это все та же антропоцентрическая идея[48] о человеке как о Венце Творения, который благодаря сложности своей организации и способности мыслить находится на вершине пирамиды живых существ и отделен от животных непреодолимой границей.

Антропоморфизм подобен вращающемуся кругу, который затягивает к центру всех, кто пытается слишком быстро с него соскочить. Означает ли это, что, будучи существами человеческого рода, пленниками нашего собственного представления об окружающей действительности, ограниченными определенными условиями жизни, мы не можем испытать «каково это — быть животным», если перефразировать название известной и очень обсуждаемой статьи философа Томаса Нагеля[49] (Nagel, 1974)? При всей сложности и важности этого, на первый взгляд простого вопроса, несомненно представляющего большой интерес для философа[50], нужно заметить, что для естествоиспытателя он звучит иначе.

Ученый, в какой бы области знаний — естественнонаучной или гуманитарной — он ни работал, не ставит перед собой задачу воссоздать чувства самого животного в их первозданном виде. Этолог, как и психолог, не стремится к тому, чтобы дать нам самим почувствовать то, что чувствует другое существо, например страх, голод или способность к двухцветному зрению: несомненно, это было бы напрасной тратой времени. Цель ученых состоит совсем в другом: построить модель, которая в доступном виде, тем или иным образом, представляла бы эмпирически установленные факты. То есть перед ними не стоит задача выяснить, удалось или нет избежать влияния антропоморфизма, как и всех других «морфизмов» или «центризмов», таких как этноцентризм, социоцентризм или сексоцентризм (имея в виду склонность принимать за точку отсчета собственную тендерную принадлежность), которые также способны исказить наше восприятие действительности. Скорее они должны его контролировать и перестраивать выдвигаемые антропоморфические гипотезы таким образом, чтобы их можно было проверить научными методами и использовать для расширения наших знаний об эмпирической реальности. В этом смысле, как часто подчеркивают современные этологи, изучающие когнитивные способности животных, антропоморфические предпосылки имеют полное право на существование в качестве эвристического процесса, открывающего новое поле для исследования. Иными словами, антропоморфизм — это инструмент, заслуживающий внимания в той мере, в какой он позволяет получить эмпирические результаты.

Каково же быть собакой? Антропоморфизм и эгоморфизм