Видения плыли и плыли перед замутненным взором, казалось их хороводу не будет конца. Одно другого чернее, одно другого безумнее… А ещё звуки, голоса: печальные и невыносимо злобные, настолько злобные что казалось те кто их издают ненавидят даже себя. Запахи смерти и разложения… Обрывки мыслей и давно забытых чувств. Хаос, месиво обломков сгинувших миров. Времени словно не существовало, так же как и пространства. Лишь бессмысленный, выдохшийся бред…
Но это был ещё не конец. Постепенно Сознание пробуждалось и в нём забрезжила Мысль — простоя и уместная. «ГДЕ Я?» — подумал Мараван. Хороший вопрос! Но в голову лезли невесёлые предположения. Ой какие невесёлые… Оно и не странно — окружающий мир не внушал доверия. Парень попробовал сосредоточиться, оглядеться. Видения таяли, рассеивались, исчезали… Осталось лишь одно, бледное и мрачное, но, по крайней мере, поддающееся осмыслению. Равнина — далеко внизу, похожая на местность недавней битвы. Слышался далёкий женский плачь, безутешный и горький. И Туман. Нет — мгла, дымная, мутная, вязкая. Она забивала дыхание и липла к коже. Четыре алых глаза… Почему-то парень знал, что это глаза маразута. Их свет просачивался сквозь мглу и холодил душу.
«Я в Преисподней? Нет… В стране мёртвых? Где?» Как ни странно, подобные мысли не испугали ученого. На душе пусто, всё безразлично. Лишь где-то глубоко-глубоко зарождалась тоска… Парень попытался шевельнуться — слава небесам — не больно.
На равнине копошились мириады морвошей. Толпы уродцев напоминали заросли тростника — их руки колыхались гнилыми стеблями. Много, очень много, не сосчитать. Полчища простирались до горизонта, который тонул во мгле. «Фу, мерзость! Да… А где же Силлан? Он тоже умер? А Милла? Они живы!? Ребята, где вы? Где вы? Где же вы…?» Тьма сгущалась и надежду уносило в Небытиё…
— Да здесь мы! Всё хорошо!
Мараван почувствовал вкус душистого мёда. И где-то далеко запели птицы…
— О, приходишь в себя! Не переживай, чудак, ты легко отделался.
Ученый попытался открыть глаза. И внутрь сознания хлынул живой свет, стало тепло. «Рано я себя похоронил. Мне ещё рано умирать — я нужен Родине живым. И друзьям»
Был вечер, в окно веял несмелый ветерок, на дворе моросил дождь. Птицы давно смолкли. Силлан — то бишь Тариваш — склонился над кроватью и протягивал Маравану очередную ложку с мёдом. Смуглое лицо ханаарца украшала белозубая улыбка…
— Да, тахами молодцы! — проговорил парень, наблюдая как его друг смакует мёд. — Если бы не кольчуга, ты превратился бы в пепел. Интересно, из чего они клепают свои доспехи? Из небесных камней?
— Неважно. Где Милла?
— Вышла справить нужду.
— Ясно. А… А почему на окне решётка? Мы в тюремной камере? — учёный скривился.
— Почти. Не в камере, а в Доме исцеления. То есть в доме для сумасшедших! — Ответил Тариваш, — А ты думал: нам всё сойдёт с рук? Мы же нарушили приказ, и из-за нас едва не погибла Наследница. — он ещё раз улыбнулся. — Кстати, когда ты бредил, ни разу о ней не вспомнил. Всё: «родина… друзья… родина…» а о Найпе ни слова. Но ведь ты ей нравишься. А что — девушка худенькая, но бойкая, можно и роман закрутить.
— Мы на задании, — Мараван попытался встать. И, захрипев от боли, лёг обратно. — Слушай, Силлан… то есть Тариваш, ты слишком легко к этому относишься. Мы едва всё не провалили. А возможно всё уже кончено. А тебе только дай языком почесать. О вине и о девушках… Ладно. Лучше скажи: почему мы в доме для безумцев? Я мало что помню. Последнее что запомнилось — рожи двуглавца и его вопль «модойго!» А дальше — тьма. Ну её… Давай, рассказывай, что было вчера.
Дождь заканчивался, сквозь тучи пробились зыбкие вечерние лучи. Мириады капель заблестели как алмазы, в окно дохнуло свежестью… Снова запели звонкоголосые птицы. Не хотелось думать о плохом! Но что поделаешь?
— После побоища войско отошло в Шиккунай, — начал ханаарец. — Это ещё одна провинциальная дыра, рядом с Танналаром. Правда побогаче — тут проходит одна из дорог Великого пути пряностей. Но важно другое: местная княгиня, Му-Наара, дружит с Ву-Таамой, да и между самими княжествами устоялась дружба. Хотя нет, скорее Союзничество… Жители Танналара не раз выручали соседей на войне, а те, в свою очередь, платили за это денежками.
Ну, ты понял. К чему это я говорю? Шиккунайцы, конечно удивились, увидав, что нас, посланцев Столицы, везут со связанными руками, как пленников. Но, в честь «дружбы» не стали ничего расспрашивать. Батташ молвил, что, мы-де заражены Тьмой, одержимы призраками, потому нас и повязали — для нашего же блага. И намекнул, что нас лучше содержать под надёжным присмотром. А ещё потребовал выделить жильё для войска — а также выделить тёплую еду и лекарства. Шиккунайцы так и сделали: разместили солдат в запасных казармах, офицеров в жилых домах. А нас — «одержимых тьмой» посадили под присмотр — в местный Дом исцеления.
— Хм… И долго мы будем торчать в этом Шиккунае, в тюрьме для безумцев?