Люди и учреждения Петровской эпохи. Сборник статей, приуроченный к 350-летнему юбилею со дня рождения Петра I

Из шести высших должностных лиц, приговоренных в первой четверти XVIII в. различными судебными органами к смертной казни за преступления против интересов службы, казнено было лишь двое. Подтверждающие резолюции («учинить по сенатскому приговору» и «быть по сему») Петр I наложил лишь на смертные приговоры, вынесенные Правительствующим сенатом 14 марта 1721 г. бывшему сибирскому губернатору М. П. Гагарину и Вышним судом 22 января 1724 г. бывшему главе фискальской службы А. Я. Нестерову[673].

Причины, по которым Петр I смягчал приговоры, далеко не всегда понятны, тем более что сам он разъяснял их крайне редко. Исходя из особенностей натуры первого российского императора, отличавшегося очевидным безразличием к людским страданиям, возможно с уверенностью предположить, что, отменяя смертные приговоры, он руководствовался отнюдь не соображениями гуманности. Религиозно окрашенный традиционный образ «милосердного государя», судя по всему, ничуть не привлекал Петра I, и он вовсе не стремился создать такое представление о себе у подданных.

Как представляется, прагматично настроенный и не лишенный представлений о справедливости, Петр I старался решать участь осужденных дифференцированно, исходя, с одной стороны, из представлений о степени общественной опасности инкриминированных им деяний, а с другой — из учета их заслуг перед государством. К тому же первый российский император вполне трезво осознавал избирательность уголовной репрессии по делам о должностных преступлениях. Поэтому, к примеру, если получение государственным служащим незаконного вознаграждения не привело к совершению иного серьезного преступления против интересов службы, Петр I предпочитал поступать с виновным в большей мере снисходительно. Именно поэтому, думается, в январе 1724 г. были помилованы ординарные взяточники А. И. Никитин и Ф. А. Болотный.

В случае же с генерал-майором Г. П. Чернышевым, изобличенным в незаконной покупке казенного леса для постройки дома в Санкт-Петербурге и в использовании на строительстве дома солдат и каторжан, Петр I, несомненно, принял во внимание не только сравнительно незначительную опасность преступного деяния, но и боевое прошлое осужденного. Григорий Чернышев являлся заслуженным фронтовиком, получившим пять ранений в боях Великой Северной войны (что, стоит напомнить, отнюдь не полностью освободило его от ответственности[674]). Благодаря своим дипломатическим заслугам в 1723 г. сохранил жизнь П. П. Шафиров, осужденный за служебный подлог и злоупотребление должностными полномочиями. В указе, зачитанном 15 февраля 1723 г. Петру Шафирову на эшафоте, прямо говорилось о том, что император принял решение помиловать его, «напоминая прежние твои службы»[675].

В свою очередь, холопу Алексею Немирову, осужденному в 1700 г. за ложное обвинение хозяина в государственном преступлении, Петр I заменил смертную казнь на наказание кнутом, клеймение и трехлетние каторжные работы, приняв во внимание его несовершеннолетие («что он, Алешка, не в совершенных летех»)[676]. Еще более примечателен был ход мысли императора при разрешении вопроса о судьбе бывшего холопа Ф. Резанова, приговоренного Вышним судом 23 января 1724 г. к смертной казни за пособничество А. Я. Нестерову в вымогательстве взяток с жителей Ржева. В резолюции на приговоре Петр I отметил, что Федор Резанов не являлся в момент совершения преступления должностным лицом («никакого дела врученного не имел»), на основании чего заменил ему казнь на «политическую смерть» (что, как и в случае с А. И. Никитиным, означало наказание кнутом, вырезание ноздрей и ссылку на каторгу)[677].

Достоин отдельного упоминания эпизод, когда российский монарх впервые осознал недопустимость придания уголовному закону обратной силы. Это произошло в 1722 г., когда к Петру I поступил на утверждение приговор военного суда, вынесенный на основании Артикула воинского 1714 г. бывшему обер-коменданту Астрахани гвардии поручику М. И. Чирикову, изобличенному в многочисленных преступлениях против интересов службы. Несмотря на то что Михаил Чириков обвинялся в преступлениях, совершенных в 1717–1718 гг., император, проявив неординарную юридическую щепетильность, предписал выяснить, имел ли бывший обер-комендант возможность ознакомиться с Артикулом воинским («был ли в присылке в Астрахань… Артикул военный»). Поскольку, как было установлено путем опроса подьячих комендантской канцелярии и офицеров местного гарнизона, ни одного экземпляра Артикула воинского в Астрахань в период пребывания там М. И. Чирикова не поступало, Петр I не стал утверждать приговор, указав подготовить его новый вариант (что означало необходимость переквалифицировать доказанные судом эпизоды преступной деятельности бывшего обер-коменданта на основании иных актов уголовного законодательства)[678].