Но в условиях второго десятилетия XVIII в. подметные письма (равно как и более ходовые челобитья) являлись уже не единственным механизмом осведомления высшей администрации о злоупотреблениях местных властей. В 1711 г. в нашей стране появился еще один, принципиально новый, воплощенный в специализированном учреждении механизм за госаппаратом — институт фискалов[764]
. Имевшие чисто общенадзорную компетенцию и разветвленную сеть территориальных подразделений, подчиненные непосредственно Правительствующему сенату фискалы разоблачили множество лихоимцев и казнокрадов. Внимания новоявленных правительственных контролеров не избежал и Степан Колычев.В составленном по материалам фискальской службы для Петра I, по-видимому, в 1715 г. особом докладе азовскому вице-губернатору инкриминировались три эпизода: 1) неисполнение указа о конфискации татарских деревень; 2) упущения по взысканию налогов; 3) незаконное изъятие у крестьян на личные нужды «сена многова числа». Поступившие сведения не оставили царя безучастным. Наложенная на доклад высочайшая резолюция гласила: «И протчаго что от тамашних жителей явитца, как от великоросийского народа, так и от слободских полкоф, о чем, приехаф, надлежит им сказать, ежели имеют что всяких жалоб кроме месных вершеных дел междо ими»[765]
.Очевидно, Петр I замышлял направить какого-то из доверенных лиц в Воронеж для проведения дознания о злоупотреблениях С. А. Колычева. Царское намерение осталось, однако, неосуществленным. Никакого выездного разбирательства фискальских обвинений против Степана Андреевича в середине 1710‐х гг. так и не состоялось[766]
. Поступившее в итоге в следственное производство Сената дело С. А. Колычева (как и множество других, инициированных фискалами) легло без движения. Сделавший первые обороты правоохранительный механизм застопорился.Ситуация переменилась в 1717 г. После возвращения из заграничного путешествия Петр I решил форсировать досудебное разбирательство возникших по фискальским сообщениям уголовных дел. Для этой цели 9 декабря 1717 г. было учреждено шесть следственных комиссий, получивших вскоре с легкой руки царя не вполне точное наименование «майорских канцелярий»[767]
.По внутреннему устройству канцелярии «образца 9 декабря» ничем не отличались от тогдашних военных судов («кригсрехтов»): при руководителе — «презусе» — состояли два или три асессора, младшие участники следственного процесса[768]
. Имевшие последовательно выраженную следственную компетенцию[769] «майорские» канцелярии подчинялись напрямую верховной власти и комплектовались почти исключительно лично известными царю офицерами гвардии. Расчет Петра I был очевиден: прошедшие фронт, спаянные многолетними испытаниями в достаточно замкнутую корпорацию гвардейцы оказались заведомо вне пределов той системы взаимозависимостей и взаимоповязанностей столичной (и тем более региональной) бюрократии, которая могла парализовать любое наступление на должностную преступность. Все это делало направленных на следственное поприще строевых офицеров устойчивыми ко всякого рода неформальным влияниям и частным обращениям (не говоря уже о попытках подкупа).Разумеется, весь колоссальный массив инициированных фискальской службой дел созданные 9 декабря канцелярии никогда бы не расследовали. Поэтому царь передал в их производство только наиболее значимые, говоря по-современному, резонансные уголовные дела (преимущественно по обвинениям высокопоставленных должностных лиц). Между иными из Сената в «майорские» канцелярии перешло и дело С. А. Колычева.
Согласно высочайшему распоряжению дело азовского вице-губернатора поступило в канцелярию ведения С. А. Салтыкова[770]
. Почти одногодок Степана Андреевича (родившийся в апреле 1672 г.), Семен Салтыков был заслуженным боевым офицером. Начавший службу в гвардии в 1700 г., он командовал впоследствии 10‐й ротой Преображенского полка, а в мае 1715 г. стал майором того же полка[771]. Асессорами при Семене Андреевиче состояли гвардии капитаны А. И. Панин, И. И. Горохов, а также капитан-поручик Д. Голенищев-Кутузов[772].Канцелярии Семена Салтыкова предстояло расследовать в общей сложности пять эпизодов преступной деятельности С. А. Колычева. К трем эпизодам, фигурировавшим в отмеченном выше докладе 1715 г., добавились обвинения в организации «неуказных» денежных и излишних провиантских сборов. Перед Колычевым замаячили весьма мрачные перспективы.
И все-таки азовский вице-губернатор устоял. Время шло, грозная следственная комиссия работала, а Степан Колычев как ни в чем не бывало продолжал исполнять свои обязанности[773]
. Последовавшее 19 февраля 1721 г. отстранение С. А. Колычева от вице-губернаторства, дополненное предписанием «быть в Санкт-Питербурх на почте немедленно»[774], вовсе не означало опалы. Напротив, в июле 1721 г. Степана Андреевича ожидало сколь хлопотное, столь и ответственное высочайшее поручение: организовать грандиозный всероссийский смотр дворян[775].