Люди и время

«Стояло жаркое лето 1942 года. Пошли мы в разведку. Нас трое, я старший группы. Надо было встретиться с полицаем — нашим человеком у немцев, но как-то сразу не заладилось. Напоролись на фашистов. Они стояли на дороге — бронетранспортёр и экипаж мотоциклистов. Раннее утро, сильный туман. Выходим из леса, а они метрах в тридцати-сорока. Я сразу бросил гранату в бронетранспортёр. Попал точно. Ребята дали пару коротких очередей из автоматов, конечно, немецких. Рванули обратно в лес и только минуты через две услышали за собой очередь. Через некоторое время сделали остановку, не для отдыха, а чтобы решить, что делать дальше. Задание очень важное. Информацию необходимо срочно доставить в отряд. Назад пути нет. Я понимал, что у немцев могла быть рация, хотя я гранату бросил точно, но повредил передатчик или нет — это вопрос. Если нет, то они передадут своим о нашей группе. Но задание есть задание, и мы пошли.

Были очень внимательны. Встреча назначена в двадцать два часа на околице села. В это время было уже темно. Встретились, всё прошло гладко, двинулись к себе в отряд. Шли тихо, часто останавливались, прислушивались. Приблизились к дороге, которую надо было пересечь, но в километрах трёх от того места, где напоролись на засаду. Осмотрелись, хотели ее перебежать, и вдруг — длинная очередь. Мы залегли. Где-то через минуту слышим: «Рус партизан, сдавайтесь!» Об этом и речи быть не могло, потому что каждого из нас при сдаче ждала смерть, и не просто смерть, а смерть под пытками. Я принял решение сдаться, чтобы ребята оторвались от преследования. В общем, всё так и получилось. Я отдал свою винтовку товарищам, поднял руки, громко крикнул: «Сдаюсь!» — и вышел на дорогу. Подбежали немцы. Даже не ударили, чему я был удивлён. Обыскали, не связав, посадили в коляску и повезли. Приехали в деревню, здесь мне связали руки сзади и закрыли меня в сарае. Просидел там часа два-три. Зашли полицаи. Развязали руки сзади и завязали спереди. Принесли воду и кусок хлеба. Сказали, что вечером меня передадут в зондер команду. «Там ты быстро заговоришь или замолкнешь навсегда», — и, засмеявшись, ушли. Я понял, что, если меня хотят передать в зондер команду, притом сами даже не отметелили, значит, будут пытать. Надо думать, как оторваться. Верёвка, которой были связаны руки, была обычной. Подумал: «Надо намочить». Вода была — целое ведро. Я опустил руки в ведро и очень долго там держал. Постепенно начал растягивать верёвку, помогал зубами. Постепенно вынул одну руку, вторую вынимать не стал. Плана побега у меня не было. Руки освободил, а что будет, когда выйду, — вопрос. Решил бежать, когда выведут из сарая. Осмотрюсь и рвану. Терять-то нечего. Лучше пуля, чем пытки.

Под вечер вывели меня из сарая. Я огляделся. Стоят немцы, полицаи — не обращают на меня никакого внимания. Подошёл полицай с карабином. Скомандовал: «Вперед!» И мы пошли. Уточню, шёл я босиком, сапоги с меня сняли. Смотрю, в метрах двухстах горят костры, немцы по пояс голые. Я подумал: «Надо рвать. Это, наверное, и есть зондер команда». Полицай шёл сзади с карабином наперевес. Впереди лужа. Я пошёл по воде. Полицай не захотел мочить ноги и стал обходить лужу, и ствол его винтовки оказался у меня чуть с левого бока, а не за спиной. Это всё и решило. Сработал чётко, как учили в разведшколе. Перехватил ствол, подножка, рывок вправо, и полицай лежит. Я его прикладом со всей дури — по голове и рванул в лес. Где-то через полчаса остановился, прислушался. Тишина, за мной никто не гнался. Осмотрел карабин. Обойма полная, в рабочем состоянии, только деревянная часть приклада разбита полностью. Утром пришёл в отряд. Все страшно обрадовались. Меня уже не ждали. Доложил командиру о произошедшем. Он поблагодарил за сведения. «Я их уже передал в Центр. Они очень важны». Посмотрел на карабин. Взял его, и тут я увидел, что на разбитом прикладе остались следы мозга того полицая. Видимо, удар был страшной силы. Я выпил свою 350-граммовую кружку самогона и пошёл спать».

Такими были партизанские будни. Я часто вспоминаю дядю Женю, он меня многому научил, за что я ему благодарен. Такие простые советские люди, как он, выиграли эту страшную войну. И мы должны им быть благодарны вечно.

Хирургия

В восьмидесятые годы мне пришлось работать с хорошим человеком, заслуженным тренером СССР, главным тренером Вооружённых сил по академической гребле полковником Олегом Васильевичем Ивановым. Его нет в живых, но память о нём осталась. Я многому у него научился. С ним мы были в товарищеских отношениях, общались на «ты», но на официальных совещаниях в Спорткомитете СССР и Олимпийском комитете были только на «Вы», взаимно и по имени-отчеству. Олег, в общем, был крепким мужчиной. Страдал лишь язвенной болезнью — нервы. Как-то с обострением попал в больницу, в институт гастрологии, где работал хирургом наш добрый друг Александр Бараков. В молодости он был хорошим спортсменом. И вот, что рассказал мне Олег, выйдя из больницы.