Вот уже двадцать лет, с того дня, как скоропостижно умер муж, Кнарик растила сыновей одна. Младший, Вардкес, учился в Ереване, на инженера. Старший, Василий, работал в колхозе агрономом. Год назад он пережил мучительный развод – жена попалась с таким же, как у него, темпераментом, и однажды, истерзанные бесконечными ссорами и взаимными обвинениями, они решили расстаться, чтобы не отравлять существование друг другу и детям.
– Не помирились еще? – Петрос не сомневался, что рано или поздно Васо снова сойдется с женой.
– Двое детей, куда деваться. Помирятся. Думаю, развод им на пользу пойдет. Порознь поживут, мозгов наберутся. А то замучили по мелочам скандалить.
Кнарик разлила по стаканам компот.
– Можно мы во дворе его выпьем? – попросила Девочка.
– Сидите в тепле, зачем вам на улицу?
– Там веселее.
– А если простудитесь?
– Не простудимся. Мы оденемся. И шапки натянем.
– Ну ладно, тогда идите. Но ненадолго.
– А м-можно мы с со-бой еды возь-мем? – разволновался Вачо.
– Конечно можно!
Кнарик положила на блюдо с ципулом сыра, добавила несколько соленых помидоров и большую горбушку хлеба.
– Вот вам провизия.
– Ура! – заторопилась Девочка. Она сдернула с вешалки пальто Вачо, стянула свою куртку. Быстро оделась, проследила, чтобы Вачо застегнулся на все пуговицы и натянул шапку.
– Ты бери ципул, а я возьму стаканы с компотом.
– Ишь, раскомандовалась! – Кнарик отворила дверь, придержала ее, выпуская их во двор.
– Так он же совсем как маленький, – кивнула на Вачо Девочка.
– А то ты большая! Никуда не уходите, смотрите у меня!
– Не уйдем. Мы тут, в саду. Посидим на скамейке, поедим.
– Хорошо.
Петрос поддел кочергой крюк на дверце печки, поворошил угли. Подкинул дров. Печка загудела, запылала жаром. Кнарик переложила в тарелку новую порцию ципула, сбрызнула маслом.
– А это нам.
– Расскажи, как все было, – попросил Петрос.
– Ничего такого, не волнуйся. Я на кухне как раз во-зилась, мыла посуду после завтрака. Оборачиваюсь на звук открываемой двери, смотрю – стоят. Нарядные, – Кнарик рассмеялась: – Девочка говорит – дай Вачо конфету, я ему обещала. Я дала им карамелек. Мама с папой внизу, – спрашиваю. Я была уверена, что вы вместе приехали, не могли же вы ее одну отпустить в другой конец Берда. А она говорит – я с Вачо пришла. И объясняет – меня соседка Вардик обидела. Сказала, что мама скоро умрет и папа женится на другой тете. А еще сказала, что нани нам не родная.
Петрос задергался желваками.
– Сволочь!
– Подожди ругаться. Дослушай сначала. Так вот. Рассказывает она мне все это, а сама не плачет. Смотрит снизу вверх вот такенными глазами, карамельки в руках теребит. Нормальный ребенок прибежал бы к матери, ткнулся ей в колени, нажаловался. А эта ушла в другой конец Берда. Спрашивать с младшей бабушки, почему соседка Вардик ее обидела.
Петрос вытащил из кармана пачку сигарет, закурил, глубоко вдыхая горьковатый табачный дым.
– Кнарик, ты взрослей и умней меня. Подскажи, как мне в этой ситуации себя повести. Я же не могу с женщины спрашивать. А у Левана не спросишь – какой спрос с инвалида? Она его до того довела, что бедный мужик вторую неделю в хлеву живет.
Кнарик пересела ближе к племяннику, погладила его по руке:
– Петрос-джан, сынок. Я тебя очень прошу – ничего не говори Вардик. Она ведь не всегда была такой. Как узнала, что мать хотела ее убить…
– В смысле «мать хотела ее убить»?
– Ты разве не знаешь этой истории? Странно. Вроде рассказывали тебе. Вардик третья дочка в семье. Когда ее мать увидела, что снова родила девочку, она завернула ее в тряпку, отнесла в хлев и оставила там, на земляном полу, чтобы коровы затоптали насмерть. А зоровы не затоптали. Сгрудились в углу хлева, испуганно мычали…
Петрос задохнулся сигаретным дымом, закашлялся. Кнарик похлопала его по спине, подождала, пока он отдышится. Продолжила:
– В тот день мама затеяла хлеб. Она как раз замесила тесто, оставила его подниматься, сходила к каменной печи, растопила огонь. Удивилась тому, как обеспокоенно у соседей мычат коровы. Прибежала в хлев, нашла девочку. Сразу всё поняла. Возвращать ее матери не стала – побоялась, что та найдет другой способ избавиться от ребенка. Принесла домой, умыла-накормила – Сергею как раз было пять месяцев, и у мамы хватило молока на двоих. Ну а на следующий день мать Вардик пришла за дочкой. Правда, после того как муж устроил ей такой чудовищный скандал, что разнимать их прибежали соседи. Думаю, опоздай они на немного – и он бы ее просто убил. Мама отдала ребенка только после того, как мать Вардик поклялась на распятии, что не причинит ей вреда.
Кнарик разлила по стаканам вино, сделала глоток:
– Ты помнишь мать Вардик?
– Смутно. Да и особого общения между нашими семьями не было.