***
Сам не ожидал, что Герштейн для меня много значила.
Она была человек огромный, рядом с ней все маленькое – очки и две лупы нужно, чтоб увидеть. Ее как-то исключили из списков Союза писателей. Думали, что так долго не живут.
Еще о ее мемуарах. Лилипутам интересны лилипутские новости. А что умер Гулливер… «Не кажется ли вам, что от этой горы в последнее время сильно воняет?» Если б не наше издательство, мир бы не увидел ее «Мемуаров». Так что «мы – молодцы, а они – подлецы».
Привезу я тебе обе книги в подарок. Ее литературоведение читается как детектив. Я ее «Память писателя» два раза подряд прочитал. «Да кому это нужно?» – сказала бы она. Я, помню, привез ей корректуру, она ее просматривает и периодически так восклицает, потом увлекается, читает и приговаривает: «Да… да… это важно…» Там каждое слово важно.
***
Тысячи людей приехали за детством. Грушинский фестиваль… Сумасшествие футбола, карнавала, стройотряда. Костры, дым, трудно дышать. По ночам шатанья, прыжки в воду, закат, рассвет, омовение в грязном затоне – даром что индоевропейцы, что ли? Кульминация – гора, ночь, огни, гитара на воде, на ней барды всех мастей, Шевчук как Чингачгук, камлание, броски поклонников в его сторону, успевший раньше всех ОМОН, который от усердия роняет наше чудо наземь; плохая слышимость, которая уже не важна, вытоптанная трава, палатки, комары, экраны, туалеты, потоки людей, проходящих через тебя…
Все равно хорошо. И хорошо, что в Самаре люди ночью на набережной беспричинно танцуют.
Хорошо, что приехал я, за что мне я сам немедленно выразил глубочайшую благодарность. Хорошо, что приехал Дима Муратов – «наш главный и наш редактор» – нечеловеческое спасибо. Встретили меня, показали школу, «где учился Муратов», «дом, где живет его бабушка».
И хорошо, что Дима до сих пор боится свою бабушку больше, чем маму – это все в его пользу. Значит, человек не стал взрослым.
Мне как-то одна девушка тоже сказала, что я никогда не буду взрослым. Помню, как я обиделся. Я был лейтенантом, и мне было 23. Я хотел быть взрослым. Изо всех сил.
Ни черта не вышло.
Вот и у Димы не получилось. И когда на капоте машины у его дома выставляется бутылка водки, Дима способен мгновенно присесть на корточки, спрятаться за машину: «Что случилось?» – «Бабушка смотрит в окно».
Славно это все. И кораблик, на котором мы отправились в путешествие за бардами, очень хорош. И даже то, что не на всех хватило спальных мест – а как же мы бы тогда шутили с Сашей Амелиным, заслуженным артистом с таким животом, который на флоте называют «камбузом», и которого я называл «надеждой русского балета»?
Ночью я встал пописать, а когда пришел, то мое место уже заняли, и мы потом до рассвета болтали с «заслуженным» Сашкой, а потом я ему предложил следующее: «Давай возьмем ведро воды и кастрюлю, пойдем в носовой кубрик и будем там переливать воду из ведра в кастрюлю и наоборот. Человек не выдерживает звука струи, вскакивает и бежит в туалет, а мы быстренько занимаем его место».
И мы поперлись с ним в носовой кубрик, вооружившись всем необходимым. Саша на уши, для устрашения, надел Димину надувную подушку для спанья в самолете. Потом мы переливали минут двадцать, подыхая от хохота, а с нами вместе подыхало «наше телевидение» – телевизионная девушка Юля, единственная, кто проснулся.
И сын Саши, не очень маленький мальчик Саша, до того достававший всех, тоже встал пописать, и на его место немедленно рухнули две девушки из «Новой газеты» и «глава администрации» – еще один Саша. Там все, кроме Димы и «доброго самаритянина» Сереги, придумавшего все это приключение, были Саши. Так, во всяком случае, я считал, пока один из предполагаемых «Саш», Колосов – настоящий бизнесмен, – мне не сказал: «Я – Володя». Это он, глядючи на то, что вытворяет сын Саши Амелина с нами, сказал: «Я где-то читал о ребенке такое: «Надо утопить этого говнюка». На что я отреагировал фразой из Уилки Коллинза «Женщина в белом»: «Дети… это такое отродье».
Там еще был молчаливый Саша из Москвы, которого мы называли «наше правительство». Он только улыбался и показывал девушкам очень важные для здоровья точки на пятках ног.
Саша Амелин в конце концов упал вместе с «главой администрации» и сейчас же захрапел. За все время храпа он ни разу не повторился, а поскольку они лежали рядом на спине, соревнуясь, кто сильнее в звуках, то это позволило мне положить им обоим на грудь «машку» – большую, но чистую швабру для драйки палубы.
Потом вечером читали книгу «Расстрелять». Читал Амелин. Хохот стоял изумительный. Смеялся даже я, а все мне говорили: «Ты-то что смеешься», – а я не мог не смеяться, потому что полненький Дима, похожий на Винни-Пуха, смеялся тонким, пронзительным смехом.
Читали полночи и потом еще.
Девушки пели песни, кстати, очень здорово это делали, а утром в воскресенье мы пошли назад в Самару, а по дороге я обучал всех детей – Сашу и Настену – держаться на воде, всем девушкам и Диме делал массаж шеи и плавал до полного окоченения.