Люди, лодки, море Александра Покровского

Причалили, вышли, вынесли, все обнялись крепко, обещали не забывать. И маленький Сашка всех обнял, и Настена.

Потом вечер, встречи, девушка Ирина с братом Сашей, поход на катере за красотой, оводами и комарами.

А наутро – поздравить с днем рождения банкиршу Данию, перепрыгнув с Серегой через забор, как «настоящие офицеры», которые только через заборы и прыгают, раки, проводы, шофер Иваныч, сигналящий девушкам – «Смотри, какая!» – самолет и Питер.

***

Я не зря сказал про отцовские объятья. Как это ни странно, это очень важно. Меня самого никогда отец, пока он был, в детстве не обнимал. А мне-то очень хотелось. Я просто задыхался, когда это получалось случайно. Мне так нужна была его любовь. В детстве же слов не надо. Надо именно этого – обнять, прижать, сказать что-то, «Мы с тобой одной крови – ты и я!» или «Амбусадор!» (можно выдумать и другое только твое с ним секретное слово). Своему я говорю: «Сын! А обнять? (обнялись) А душить папу в объятьях? (душит) А сильней можешь?» – и вот мы уже боремся в шутку, но для него это и физзарядка, и общение, и смех. И так при каждой встрече – в комнате, в коридоре, с утра, на ночь. Лишнего не бывает. Обязательно поцелую его в голову, в щеку, поглажу – это очень действует и на него и на меня.

Я же безотцовщина с 16 лет. Отец ушел, была большая травма.

С 16 лет я сильно поменялся, стал сорвиголовой, поступил в училище, и там из меня поперло все самцовское. Не сразу, но мужество качается так же, как и ум, мускулатура – было бы желание. А тут желание было – я хотел всем чего-то доказать, сам не знал чего.

Не то чтобы я всех колотил, как раз пальцем никого не трогал. Чем сильнее становился, тем бережней относился к людям. Но иногда выкидывал такие штуки, что все только рты открывали – «Ты, Саня, парень-гвоздь!» – а мне это бальзам на сердце. Все трусят, а я спокоен, паника – а я трезв, и мысль работает, как часы.

А всему причина – безотцовщина. Надо было всем доказать. Доказывать… Не очень ясно что.

***

Насчет того, что на «Курск» было внешнее воздействие. Пес его знает. Я грешил, в свое время, на «Петра Великого», хотя серия взрывов – тайна сия велика есть. Не думаю, что это американцы. И вот почему: в США подводники не чета нашим. Там любой офицер должен быть не более чем винтиком в хорошо отлаженной системе. Степень отвязанности наших в сравнении с американцами очень высока.

Наши вышли в море – и свобода, делай что хочу. На провокации наши идут гораздо легче американцев, по принципу «никто ничего не узнает». У американцев все сложнее: должности, оклады, домик в Майями, карьера, пенсия. За нашими – ни хера. Поэтому непредсказуемости нашей они очень бояться. Забросать америкоса глубинными бомбами, если он в район учений сунулся, это нам ничего не стоит и никогда не стоило. У американцев есть поговорка: «Вышли в море, встретили «ивана», еле ушли». Если они и идут на Третью мировую войну, то только с разрешения.

Они действительно испугались, что наши теперь их будут топить где ни попадя, потому и в Москву примчались. А так они стояли себе на границах района учений и слушали. Им новую торпеду надо было послушать. Зачем топить «Курск», тогда же ничего не услышишь.

Допустим так, что у американцев не выдержали нервы, и они торпедировали «Курск», но тогда они и вовсе должны были ощущать себя покойниками и рвать из района. Это же война. Ты пустил торпеду и тебя везде слышно, а уж серию торпед – так весь ты на ладони. Рви когти. А они не ушли. Их там столько на границе района стояло: и «Марьята», и лодки. Случись им по нам стрельнуть, наши бы всех потопили. Это уже на автомате. А наш автомат сперва срабатывает, а потом уже интересуется: а на хера?

По конструктивным недостаткам. У меня давно и руки и все части тела на этот счет чешутся. Лодка же живой организм. А как принято в живом насчет живучести? Если не глаза, то нюх, потом осязание, вкус, руки, ноги. Вот сколько степеней защиты. А у лодки? Эшелонирование? Глаза, еще глаза. Чушь.

Чтоб ВСК отделилось, лучше всего затонуть на ровном киле.

Чтоб из ШДА дышать, то лучше всего, чтоб ее трасса не шла через горящий отсек.

Чтоб упор поставить, то лучше там, где до подволока можно добраться.

Чтоб колокол пристыковать, лучше бы, чтоб море было, как в бассейне.

И так далее. До утра можно говорить.

Наша живучесть: если не пожар, то вода. И в то же время, если пожар, то обязательно вода – тонем.

Из-за «мелких недоработок», которые так не любит доделывать «Рубин», в лодке давно имеются скрытые пути развития аварии, и там одно цепляется за другое, что, в конце концов, приводит к схеме: «пожар – жди воду». И таких путей масса. Только начни – ком с горы.

Кстати! Рядом с «Рубином» есть бизнес-центр, построенный все тем же «Рубином» (номер на одного в сутки 90 долларов). Там даже часовня есть. Как говорил один из рубиновских отцов этого архитектурного чуда на встрече с прессой при его открытии: «Чтоб бизнесмены могли в нем помолиться после удачной сделки».

Это часовню наши подводнички окрестили: «Храм Спасса на нашей крови».

***