Вряд ли кто-нибудь удивится тому, что на Добржанского такой энтузиазм произвел действие, строго обратное ожидаемому. В августе 1931 года он отправил Вавилову из Америки письмо, в котором твердо заявил, что приспосабливаться к советской жизни в той степени, в какой это от него, очевидно, потребуется, он не готов. Заканчивалось это письмо недвусмысленно: «Как бы то ни было, никогда не забуду ни страны, ни того, чем ей обязан». Теперь Добржанский окончательно решил остаться в США.
Его дальнейшая биография — это биография крупного американского ученого. В 1936 году он стал профессором, в 1937-м получил американское гражданство, в 1958-м — престижнейшую в области генетики Кимберовскую премию. Как многие американские профессора, он несколько раз переходил с места на место, работая то в Нью-Йорке (Колумбийский университет, Рокфеллеровский университет), то в Калифорнии (Калифорнийский технологический институт — знаменитый Калтех — и потом, под конец жизни, Калифорнийский университет в Дейвисе). Он много разъезжал по миру — и c экспедициями, и просто в порядке научного обмена. В начале 1952 года, пережив из-за внезапной серьезной болезни определенный кризис, Добржанский составил план работы на остаток жизни, включавший написание нескольких книг; план этот был выполнен с лихвой. Он никогда не забывал цитировать в своих работах русских биологов и вообще старался поддерживать связь с родиной, насколько это было возможно в эпоху «железного занавеса» (Тимофеев-Ресовский в предисловии к своему «Краткому очерку теории эволюции» специально отметил, что его радует положительная рецензия Добржанского на эту книгу). Кроме того, он был великолепным организатором науки — не в советском командно-административном смысле, а в том, который связан с известным понятием «невидимого колледжа», добровольного и неформального объединения ученых. Вокруг Добржанского эти «колледжи» постоянно самоорганизовывались. Его лаборатория вечно была полна коллег и учеников, причем и те и другие легко становились друзьями. А среди его бесчисленных трудов много коллективных монографий (и в некоторых из них Добржанский сознательно отходил на второй план, чтобы дать сотрудникам возможность подробно высказаться).
Последние семь лет (1968–1975) Добржанский был смертельно болен лейкемией и знал это, но на его образ жизни это не повлияло. Менять было нечего: он и без того всегда предельно ответственно относился ко времени, несколько десятилетий подряд ровно и неутомимо занимаясь любимым делом. Его жизненный путь — на редкость цельный.
…и его мысли
Самым крупным вкладом Добржанского в науку, безусловно, стало его представление о биологическом виде.
В основе этого представления лежат две идеи. Первая, принадлежащая Сергею Сергеевичу Четверикову, — о генетической разнородности, которая может таиться внутри вида под покровом внешнего единства. Вторая, на которую Добржанский вышел самостоятельно, — о межвидовой стерильности, то есть о чисто генетическом ограничении на скрещивание разных видов, в отличие от разных популяций одного и того же вида. Сочетание этих идей ведет к пониманию вида как внутренне разнородной (в меру), но единой генетической системы, отделенной от других подобных систем репродуктивным барьером (причем само существование этого барьера поддерживается естественным отбором и может рассматриваться как адаптация). Попросту говоря, вид — это генетический котел, в котором бурлят потоки, циркулируют разные варианты одних и тех же генов, а от других «котлов» он отделен стенкой (иное дело, что не полностью непроницаемой). Если внутри вида возникает репродуктивный барьер, поддержанный механизмами изоляции, то вид делится надвое — причем, при достаточной внимательности, все промежуточные стадии этого процесса, в принципе, можно наблюдать воочию. В общем, вид — это генетически замкнутая система, существование которой поддерживается изолирующими механизмами и которая может распадаться на большее число подобных систем в результате возникновения новых барьеров, препятствующих обмену генами.
Это так называемая биологическая концепция вида. В России ее часто связывают с именем другого известного эволюциониста — Эрнста Майра (автора серии книг, которые, в отличие от книг Добржанского, были вовремя переведены на русский язык). Но Майр был не генетиком, а зоологом. Генетическую основу биологической концепции вида создал Добржанский; с Майром у них есть серия совместных работ. Добавим, что Майр, бывший на четыре года моложе Добржанского, дожил до 100 лет, и даже в своих статьях, написанных в 2000 году и позже, излагая теорию вида, он обильно ссылался на Добржанского. Сотрудничество генетика и зоолога (Майр был специалистом по птицам) дало тут великолепный результат.