Люди на болоте. Дыхание грозы

движением - на одном дворе мать звала сына, на другом плакало, заливалось

слезами не вовремя разбуженное дитя. Во двор около липы пожилой человек

вел коня, со двора напротив выгоняли поросят, и за ними покорно брело

замурзанное дитя с опущенными по-стариковски плечами...

Из хаты, стоявшей недалеко от той, где девушка брала воду, потягиваясь,

вышел на крыльцо парень с хмурыми заспанными глазами, с взъерошенной не то

русой, не то темной чуприной, с упрямо сжатым ртом.

Мать пожалела будить его раньше. Но и теперь просыпаться было ему

нелегко, - когда она, будила, в дремотном сознании его переплетались и

картины прерванных странных видений, и слова матери, и назойливый клекот

аиста... Жмурясь от солнца, Василь вспомнил об этом клекоте, прислушался:

кто-то близко отбивал косу - клё, клё, клё. В голове шевельнулась

равнодушная мысль, - видно, это и были те звуки, которые в полудреме он

принял за клекот аиста.

Вспомнились слова матери: "Вставай, сынок... Поднимись, все уже

встали... Поздно будет..." Он взглянул на солнце - высоко ли оно стоит - и

на миг ослеп от его блеска.

Василь сразу ожил, заторопился - солнце, как ему показалось, поднялось

высоко.

"Не разбудила по-людски! Когда все вставали! - подумал он недовольно,

даже рассерженно, и тут же, обеспокоенный, спустился с крыльца. - Коня

надо быстрее привести! .. А то выберешься позже всех из-за этой матки!..

Стыдно будет!"

Он бросился к приболотью, где возле ольшаника пасся стреноженный конь.

Когда же въехал во двор, увидел сутуловатого, с желтой лысиной деда

Дениса, суетившегося около телеги. Дед несколько дней назад, ловя рыбу,

промок и простудился, вчера пластом лежал на печи, а сегодня - на тебе,

тоже поднялся.

- Уже поправились?-бросил Василь, соскочив с коня.

- Эге, поправился! - уныло покачал головой дед. - Словно дитя, которое

впервые встало на ноги...

- Так легли бы пошли!

- Улежишь тут! В этакий день! - Дед провел худой рукой под пузом коня.

- Неплохо наелся!

- Наелся.

Василь привязал коня к смазанной еще с вечера телеге и вошел в хату;

мать стояла у печи, помешивала в ней кочергой Услышав сына, не

оглядываясь, засуетилась быстрее, и Василю от этого молчаливого знака

материнского внимания и уважения к нему стало веселей. Он, однако, не

показал, что заметил это, - чему тут удивляться, он ведь уже не мальчишка,

а хозяин, - бросил ей деловито:

- Собирайся... Чернушки уже едут...

Он вошел в кладовку, снял отбитую дедом косу, попробовал, как учил

Чернушка, ногтем острие - хотя это делал вчера несколько раз, - вытянул

из-под полатей лапти и стал обуваться Володька, младший белобрысый

братишка, спавший на полатях, вдруг зашевелился, раскрыл глаза, взглянул

на Василя и мигом вскочил.

- Вась, а Вась, - и я?

Василь ответил:

- Лежи ты, нуда! Чего вскочил ни свет ни заря!

- Вась, возьми меня... с собой!..

- Нужен ты мне!

- Ну, возьми-и!

Напрасно Володька ждал ответа, смотрел на Василя глазами которые

просили и умоляли: никак не хотел поверить в черствость брата. Василь

молчал. Он был непреклонно тверд Обувшись, Василь озабоченно зашагал в

хату, попрежнему будто не замечая брата; тот, как привязанный, поплелся

вслед.

Когда мать подала на стол оладьи и - даже! - сковородку с салом,

Володька почти не обратил на это внимания, по-прежнему ждал.

- Ну, Вась?

- Дай поесть человеку, - сказал дед, который, сгорбившись, сидел за

столом, ничего не беря в рот. - И сам ешь.

- Гляди-ка, - подошла к Володьке мать.

Она положила перед сынишкой оладью и кусочек желтого сала, взглянув на

которое мальчик не удержался и на время отстал от брата. Мать положила ему

еще кисочек, промолвила несколько ласковых слов, и сердце малыша почти

совсем успокоилось от такого внимания. Но вскоре ему пришлось

почувствовать, что материнская ласка была всего лишь хитростью, потому

что, едва только Володька поел, мать мягко сказала:

- Ты, сыночек, останешься с дедом, хату постережешь.

Да смотри хорошенько - все добро тут на ваших руках!..

Не дай бог что-нибудь случится - голые останемся!

- Я на болото хочу! - заявил упрямо малыш.

Вытирая оладьей сковородку, Василь жестко бросил:

- Мало ли что ты хочешь!

С какой завистью и беспокойством следил Володька за тем, как возле

хлева старший брат запрягал рыжего Гуза, грозно покрикивая на него, как

дед укладывал косу, как мать привязывала торбу с харчами, прикрывала

травой, лежавшей на возу, дубовый бочоночек с водой. Мальчик смотрел то щ

мать, то на деда, то на брата, насупив шелковистые, выцветшие на солнце

бровки, - он никак не мог поверить в человеческую бессердечность, с тайной

надеждой ждал желанной перемены.

Василь дернул вожжи, и телега медленно выкатилась со двора на улицу.

Тут Василь оглянулся, - по всей деревне, почти возле каждой хаты, стояли

подводы, косари, женщины и дети. Улица была на редкость людной, она вся

жила доброй озабоченностью.

Мать зачем-то еще раз забежала в хату, потом сказала деду, чтобы он не

выбивался из сил, пошел и лег, стала наказывать Володьке, что ему можно и

чего нельзя делать: чтобы оставался дома, слушался деда, чтобы не играл с

огнем, - и Володька почувствовал, что последние его надежды рушатся.