Люди на болоте. Дыхание грозы

непоколебимой!.. Я лично считаю, что Апеньку в такой ответственный момент

оставлять в партии преступление! И, - заявил он сквозь шум и крики, -

голосовать буду против!

У Апейки гремело в висках. Теперь, когда необходима была ясность в

мыслях, он почувствовал, что голова еще больше налилась тем горячим,

тяжелым, что обволокло, спутало мысли. Только гремит в висках. Да все

тяжелее давит - невероятное, невозможное: "Неужели, неужели может быть?"

Мысль обрывалась незавершенной, но он чувствовал смысл ее всем существом:

неужели могут - вычистить? Все вдруг утратило реальность, казалось

непонятным, непостижимым.

"Спокойней, спокойней надо!.." - вспомнил он, но успокоение не

приходило. Сквозь горячую мглу слышал говор в зале, видел, как вскочил

кто-то. Удивленно, громко закричал:

- Люди, что же это он плел тут! Все ж это... брехня все это! - Из-за

стола - Белый, видимо, - послышался звон карандаша о графин. - Какое ж тут

искривление линии!..

Поп приходил, кулацкий сын! Офицер! Так к нему ж все приходят! Все к

нему идут! Я пять раз была! Почему он не упомянул!.. Какое же тут

искривление! По-моему, советская власть такая и должна быть! Как Иван

Анисимович!.. Выгнать из партии!.. Вы слышали! Да ему спасибо надо

сказать! Сказать, чтоб в партии все были, как он!

Женщине зааплодировали. Кто-то крикнул: "Правильно!

Молодец!" - и на Апейку нахлынула неожиданная волна растроганности.

Несколько человек тянули руки, просили слова; недалеко от сцены с

поднятой рукой стоял Гайлис, ждал разрешения, но Белый стучал по графину,

пока не стихло.

- Товарищи, комиссия обсудит товарища Апейку всесторонне и объективно,

- мирно заговорил он. - Решение наше будет справедливое. Я прошу вести

себя дисциплинированно и выдержанно, чтоб комиссия могла работать

успешно...

Слово имеет товарищ Березовский, член комиссии.

Встав, Березовский по-прежнему горбился, тяжелая голова выдавалась

вперед. В стол упирались сильные, короткие руки. Глаза смотрели

исподлобья, и со стороны казалось, что они недобрые, злые, и сам он

казался хмурым, жестким.

- Я хочу обратить внимание тут на некоторые моменты, - произнес он

тяжело, глухо, - с которыми я не согласен. Андрей Алексеевич осветил все

так, будто Апейка связан с вражескими элементами и состоит в родстве с

ними.

Он говорил о брате Савастее. И не сказал, что у Апейки есть еще брат и

три сестры. И что они - бедняки или маломощные середняки. И не отметил,

что родители Апейки опять же самой что ни на есть пролетарской крови. Это

он упустил.

Во-вторых, ты, Алексеевич, упустил, что за офицера Апейка

ходатайствовал не сам, а потому, что к нему приходили дети из школы. Вот

как. Послушай, потом скажешь! - не дал он перебить себя Галенчику. - И я

попутно хочу сказать - еще раз, что офицеры тоже разные были. Я тебе

рассказывал уже про штабс-капитана Коробкова, который еще при царском

режиме агитировал нас за большевиков. И пошел под суд за это. Или возьми

Тухачевского - опять же офицер, да еще и из дворян. А Ленин не побоялся

назначить его командующим. Постой, послушай, я ж тебя не перебивал!..

А тут же этот Горошка кто? Не то что не дворянин, а и крестьянин; отец

его - не из зажиточных. Середняк. Выучил его, выбиваясь из сил. В люди

хотел вывести. Выучил, сделал учителем. За это Горошке и нацепили золотые

погоны. Вот какой это офицер! Опять же люди, как ты слышал, говорили:

против советской власти ничего не делал. За советскую власть говорил!..

Не пиши, послушай да подумай!.. Так какой же это, как ты говоришь,

заклятый враг?! К тому же дети просили Апейку за него. Так что тут твоя

критика - пустая! И про хлопца того, про Глушака, попутно тоже скажу.

Если он хочет жить по советскому закону, пусть живет!

И правильно, что Апейка помог ему! Пусть живет! Что же его, как того

котенка: он на берег - из последних сил лезет, а мы его - снова в реку:

топись! Здесь снова твое упущение! И попутно опять отвечу про самого

Апейку. Ты неправильно стараешься завести его в тупик! Неправильно! Он,

конечно, человек не святой, это верно: живя на земле, всего наберешься.

Как тот куст при путях - и пыли, и шлаку...

Но он, Апейка, - хороший человек. Большевик. Не перебивай, слушай! Об

этом говорят все факты, все надежные люди подтвердили это, с которыми мы

говорили. А ты ухватился за материал, который подбросил, может,

какой-нибудь жулик. "Может ли быть такой человек на советском посту!"

И еще подпеваешь ему: "Не может!"

- Я не подпеваю, - возмутился Галенчик. - Я доказал это фактами!..

- Ничего ты не доказал! - вспыхнул и Березовский. - Ничего! - Говорил,

словно укладывал тяжелые, чугунные плиты. - Ты сказал: "Не может!" А я

говорю: может!

И в партии - может быть! Так я думаю! Вот!..

Апейка, не очень надеявшийся на этого не совсем понятного, затаенного

молчуна, слушал его и с внезапной благодарностью и с ощущением вины.

Ожидал от него плохого, не верил, а он, смотри ты, сказал свое слово. И

какое слово, какое разумное, трезвое; Апейка был полон признательности к

нему. Вдруг перестало греметь в висках, стало яснее в голове. Почувствовал

себя легче: увидел впереди просвет...