Люди на болоте. Дыхание грозы

- Жизнь - штука сложная... - Он удивился, какой у него хриплый голос.

Заговорил громче: - Не всегда сразу можно найти правильное решение... Я,

конечно, не раз ошибался.

Но я никогда, - Апейка заговорил жестче, - не потакал врагу. И тем

более не смыкался с ним, как здесь,старался убедить товарищ Галенчик.

Таким же безответственным считаю я и обвинение меня в правом уклоне,

которое так же "близко" к истине, как и другие. Если я помогал

кому-нибудь, то петому, что считал, что эти люди могут быть полезными нам.

И считал подлым топтать людей, которые хотят жить по-новому. Даже когда

эта дорога для них не простая... Я знал, что найдутся деятели, которые

наклеят один из тех ярлыков, что здесь наклеивали, но считал трусостью

поступать вопреки своей партийной совести... Я и дальше буду поступать

так, как подсказывает мне партийная совесть.

Не оглядываясь на выкрики тех, у кого хромает или здравый смысл, или,

может быть, совесть...

- Вы кого имеете в виду? - вспыхнул Галенчик.

- Я сказал все, - взглянул Апейка на Белого.

- Будем голосовать... - Белый встал, как бы давая понять важность

момента, помолчал. - Кто за то, чтобы товарища Апейку Ивана Анисимовича

оставить в партии? - Он сам, первый, поднял руку. За ним поднял руку

Березовский... Двое... Кто - против? Один... Таким образом, большинство -

за...

Едва Белый объявил решение комиссии, не ожидая, пока утихнут

рукоплескания, Галенчик попросил слово:

- Я считаю это решение неправильным. Считаю, что комиссия проявила в

данном случае политическую близорукость и оппортунизм. Я убедился в этом

еще раз, слушая выступление Апеньки, в котором он не только не признал

серьезных политических ошибок, а заявил, что будет так же действовать и

дальше. И в котором он назвал всех, кто идет прямо, трусами и дураками...

Я доложу об этом вышестоящим инстанциям. Для соответствующих выводов.

Он снова окинул взглядом зал, прежде чем сесть. Он был уверен, что еще

не все кончено...

4

Взволнованный, переполненный мыслями, Апейка, будто сквозь туман,

видел, как чистили третьего, Харчева. Полнотелый, широкогрудый -

гимнастерка чуть не трещит на нем, Харчев стоял прямо, по-военному,

говорил коротко, громко, держался очень спокойно. Спокойствие на его

красноватобуром лице, во всей мощной фигуре было и тогда, когда начали

читать записки. Записок было немало, и большей частью - не из приятных.

Что пьет часто, что груб с людьми, что без достаточных оснований

арестовывает людей.

Харчев отвечал:

- Что выпиваю иногда - это правда. Не отказываюсь.

Но никаких нарушений по службе по этой причине не было и не будет. Я

выпиваю в свободное от службы время. Когда бы я ни пил, я никогда не

пропивал памяти. И тем более - совести. Я всегда помню о своих

обязанностях и всегда могу выполнить любое поручение... Я отметаю, как

клевету, - голос его стал тверже, - что я - грубый с людьми. - Он осилил

шум в зале: - Я, конечно, рассусоливать не люблю, но с людьми невиновными

я говорю выдержанно и вежливо.

Я груб с теми, с кем надо быть грубым. Со всякой контрреволюционной

сволочью и спекулянтской нечистью. У меня такая работа... Мне поручено

смотреть за всякой нечистью, охранять от нее советскую власть в районе. И

советский порядок.

И я охраняю. Не церемонясь с теми, кто подкапывается под наш строй. Я

не церемонился и церемониться не буду!

- Ну, а что вы скажете на то, что вас обвиняют в незаконных арестах? -

напомнил Белый.

- Я заявляю, что незаконных арестов не было. Это клевета. Если

понадобится, я готов хоть сегодня дать полный отчет соответствующей

комиссии. За каждый факт ареста, за каждую меру Обо всех мерах я

докладываю в соответствующие органы. Никакого самоуправства я не допускаю.

- Может, потому, что в зале роптали, он добавил упорно: - Все аресты были

потому, что были контрреволюционные действия! И пока они, такие действия,

будут, мы будем принимать необходимые меры...

Гайлис допек Харчева так, что красновато-бурое лицо Харчева стало

багровым. Сначала за выпивку: "Пить на таком посту есть самое большое

преступление!" "Человек, который пьет, не может не потерять совесть! И не

может всегда выполнить любое задание!" Потом - за грубость:

"Товарищ Харчев не верит иной раз не только простой крестьянин, но и

советский актив, партийцам не верит. Сам себе только верит!.. Поэтому у

товарища Харчева есть ошибки!

Незаконные аресты! Ви же незаконно арестовывали гражданку Сорока из

Курени! Ви выпустили скоро, но ви же - арестовали! Почему же ви говорите:

незаконных арестов не было!"

Вслед за Гайлисом выскочил угодливый Зубрич, поддержал Харчева: Харчев

исключительно преданный делу, принципиальный большевик!

Взял под защиту Хар-чева и Башлыков, снова державшийся с уверенностью

хозяина. Заявил, что Харчев работает в тесном контакте с райкомом, никаких

фактов злоупотребления своими правами не допускал. Похвалил Харчева как

члена бюро - принципиального, активного. При обсуждении самых сложных и

важных дел никогда не стоял в стороне, выступал открыто, смело,

по-партийному...

Долго, крикливо объяснял значение работы Харчева Галенчик, - оказалось,

он мог быть и щедрым на похвалы.