Люди на болоте. Дыхание грозы

- Он что - не переменил своего мнения?

- Переменил? - Парень хмыкнул: - Он потом нарочно показывал стойкость

свою! - По-юношески искренне как бы похвалился своей практичностью: - Я

ему говорил: надо признать ошибку. Признал бы - и все было бы хорошо.

Иначе было бы!

- Значит, он был убежден.

- Убежден не убежден, а если надо, то надо было признать. А он - нет!

Все - по-своему, добивался все своей правды! И добился!

Больше Апейка не расспрашивал. И спорить не стал:

чувствовал, что спор бесполезен. Молча, оскальзываясь, шел по кривым

улочкам с ямами, меж деревянных кособоких домов с зеленым и черным тесом и

ставнями; улочкам, которые были словно сестры юровичским, самой неказистой

местечковой глухомани. Как и на юровичских, почти нигде не было тротуаров.

Около одного, похожего на другие, скособоченного дома парень открыл

калитку, первым зашел во двор.

Апейка невольно заглянул в окно: увидел за темным стеклом лопушистый

вазон и свое темное отражение в стекле.

На крыльце потопали, обивая налипшую снежную с грязью мокроту,

тщательно вытерли сапоги. Вошли в сени, шагнули в дом.

- Дома Алесь? - звонко и весело спросил парень.

Худощавая, не очень приветливая хозяйка, переставив табуретку у стола,

внимательно осмотрела Апейку, как бы решая: стоит или не стоит говорить.

Неприязненно ответила:

дома Но парень ее не слушал: он, не спрашивая, раскрыл дверь, вошел в

другую комнату.

- Забрался черт знает куда! - все с той же звонкостью упрекнул кого-то

другого. - Чуть добрались! Принимай гостей!

Увидев Апейку, Алесь от неожиданности растерялся. Минуту еще сидел за

столом, потом спохватился, встал, смущенно пожал руку. Окинул глазами

комнату: все ли в порядке. Суетливо подал табуретку, такую же, как в

хозяйской комнате, взялся приводить в порядок книги и тетради на столе,

пригладил не очень послушный русый чуб.

- Улицы, брат, что катки! Скользишь все время, как кот на льду!.. Что

поделываешь? Стихи? - Парень наклонился над столом. - Ага. Русская

литература девятнадцатого века.

Учимся, значит! Пра-ви-льно!

Он явно строил из себя бывалого, боевого парня. Алесь не поправлял его

и не подлаживался; как бы и не замечал товарища, который будто не хотел

ничего понимать. Сев снова за стол, Алесь глянул настороженно на Апейку и

уже не подымал глаз. Но, чувствовал Апейка, жил нелегким волнением встречи.

Товарищ его, как ни изображал себя беззаботным, все же скоро сообразил,

что Алесю не до его болтовни, бодро объявил:

- Что ж, я свою функцию выполнил.

Он весело пожал руку Алесю, с серьезной сдержанностью простился с

Апейкой. Через минуту звонкий, молодецкий голос его донесся из соседней

комнаты, стукнули двери...

И когда остались одни, долго объединяло обоих молчание. Апейка смотрел

ласково, сочувственно, внимательно: со стороны казалось - Алесь изменился

мало. Было в л#це, в фигуре то же юношеское, милое, деликатное и

стеснительное, из-за чего не очень и верилось, что это он, застенчивый

юноша, так твердо защищал свои убеждения, не отступая перед опасностью.

Вот разве только в очертаниях подбородка, щек появилась новая или не

замеченная раньше жесткость да и взгляд неприступный, настороженный. Не

такой, как там, в поле...

Апейка смотрел и смотрел; Алесь все не поднимал головы: не понять было

- или чувствовал себя виновным, или не хотел упреков.

Апейка первый начал:

- Что учишься - хорошо. Молодец...

Он кивнул: принимаю к сведению. Головы все же не поднял. Помолчали

снова. Вдруг, как бы вспомнив что-то, Алесь встал, вышел в соседнюю

комнату. О чем-то тихо поговорил с хозяйкой. Вернулся. Сел.

- О чем ты там?

- Так... хозяйственные мелочи...

- Не надо ничего.

Он не ответил. Ждал, видно, настороженно разговора о неизбежном,

наболевшем и гнетущем.

Апейка спросил:

- Работаешь?

- Пока нет...

- Тоже сняли? ..

- Сняли.

Апейка догадался о причине, но спросил, хотел выяснить все.

- Почему?

- Исключили из комсомола - выгнали с работы...

Не скрыл обиды. Быстро глянул на Апейку, встретился горячим взглядом,

тут же отвел глаза. Снова сидел, опустив голову

- Как будешь теперь? ..

- Работать буду...

- Где?

- Да хоть где. Хоть грузчиком на станции.

Снова глянул горячо, отвел глаза.

- А может, к нам?

- Чего?

- В школу. Учителем.

- Не разрешат. Воспитание детей...

- Я добьюсь.

- Обвинить вас могут...

- За меня не беспокойся!

- Подумаю...

Вошла хозяйка. Внесла бутылку водки. Потом закуску:

немного нарезанной колбасы, тарелку квашеной капусты с огурцами и

яркими каплями клкжвинок. Ломтики черного, тонко нарезанного хлеба. Молча

коснулись чарками, выпили.

Стали закусывать. Апейку потянуло на разговор: начал рассказывать

новости из юровичской жизни. Алесь слушал молча, задумчиво. Не скоро

Апейка задел самое чувствительное, болезненное. Осторожно, будто до раны

дотронулся, спросил:

- Из-за чего все это?

Алесь поднялся, вышел снова к хозяйке. Снова поговорил о чем-то.

Вернулся, налил чарки. Выпили. В доме стукнула дверь, потом - в сенях. За

окном прошла хозяйка.

- Любопытная очень... даже чересчур.

Апейка догадался: это - о старухе. Алесь снова молчал, ел медленно,

серьезно Выдавил наконец:

- Из-за веры все...

Он как бы иронизировал над собой.

- Какой веры?