Люди на болоте. Дыхание грозы

- Где наловил? Или, может, подарили?

- Эге, подарили! Так я и возьму! Разговоров потом на целую волость!

Нашел дурака!.. - Апейку его слова не удивили, он знал: Харчев в этом

непреклонен, не возьмет "подарка".

Начальник милиции добавил уже иначе, рассудительно:

- В дареной оно, к слову говоря, и смаку никакого. Как лоза. Ешь, если

хочешь, а о смаке и не думай... Иное дело, когда сам полазишь, помокнешь,

подрожишь на холоде, тогда рыба - о! Ешь ее, как прорва!.. В Ломачах был.

Ночку не поспал - и вот видишь!

Это было похоже на Харчева: походить, полазить всюду, все добыть

самому. Харчев бросил недочищенного леща, встал, позвал жену.

- Погоди, - сказал ему Апейка. - Дело у меня. Оденься.

Пойдем поговорим.

Харчев, по военной привычке не спрашивая, о чем будет речь, вытер

полотенцем руки, быстро натянул сапоги. Через минуту он вышел из соседней

комнаты уже в гимнастерке, туго подпоясанный, всем видом показывая, что

готов к любому делу. Он был широк в плечах, с медно-красной дубленой кожей

на крупном лице, осанистый, похожий на кряжистый полесский дуб, прочно

вросший в землю. Боевой кавалерист, душа которого еще жила походами,

атаками, он, хотя и туго затягивал пояс, был уже не таким стройным, как

полтора года назад, когда Апейка увидел его впервые.

"Пополнел и как-то подобрел лицом, - подумал Апейка, идя рядом с ним по

двору. - И на тебя, брат, мирная жизнь отпечаток кладет, кавалерист

лихой!.. Гимнастерка тесной становится..." Он тут же возразил себе, что

Харчев все же изменился мало, что пополнеть и оттого будто подобреть лицом

он мог бы и на фронте - стареет как-никак, да и какая ж это мирная жизнь у

него, если в лесу маслаковцы, если того и гляди пулю всадят где-нибудь на

дороге.

Апейка с какой-то завистью подумал, что, хотя он и выше Харчева по

должности, у людей начальник милиции пользуется большим уважением и

почетом. "Как был я тихим, незаметным сельским учителем, так им и остался.

Харчев же - отвага, надежда, герой..."

- Есть жалоба, - сказал Апейка, когда начальник милиции зажег лампу.

Апейка умышленно помолчал немного. Он был почти такого же роста, что и

Харчев, и тоже в военной форме. Правда, не в гимнастерке, а во френче из

грубого сукна с большими нашивными карманами на груди и по бокам, со

стоячим воротником, который подпирал и жал подбородок. Но и в военной

форме он выглядел скромным, неказистым. Френч был явно великоват ему, и от

этого его небольшая сутуловатая фигура казалась мельче, чем на самом деле.

- Какая жалоба? - спросил Харчев.

- Держишь человека без достаточных оснований. Можно сказать,

невиновного.

- Кого это?

- Дятла Василия. Из Куреней...

На гимнастерке начальника милиции, натянутой на широкой груди,

засверкал орден Красного Знамени, окруженный выгоревшей сборчатой

ленточкой.

- А-а... Все они невиновны, - произнес Харчев твердо, убежденно.

- Что значит - "все"?

- Все... Которые попадаются!..

_ Это - не доказательство, - мягко возразил Апейка тоном старшего,

который обязан поправлять, разъяснять. - Надо разбирать конкретно. Каждый

случай...

- Разбирали.

- Есть факты? Конкретные?

- Есть.

- И он признает их?

- Нашел дурака! Признается, жди!

- Должны быть конкретные факты, - спокойно, но упрямо проговорил Апейка.

Председатель волисполкома попросил протоколы допросов.

Стоя возле лампы, освещавшей бугристый, с залысинами лоб, редкие

завитки черных волос, он молча просмотрел несколько листков.

- Всё? - поднял он глаза на Харчева.

- Всё.

- Больше ничего? Других фактов вины его нет?

- Других мы просто не знаем.

- Значит, и ссылаться на них не будем...

- Почему это? А если я уверен! Если сердце мне подсказывает!

- Сердце, друг, может порой и подвести...

- И Шабета говорит: птица подозрительная...

- Извини, но Шабета не дал ни одного доказательства, что Дятел бандит.

Есть только факт, который показывает, что его принудили проводить бандитов.

- Одного этого факта, если на то пошло, достаточно.

- А я думаю - мало. - Апейка заметил, как Харчев резко, с упрямым

выражением лица провел рукой по ремню, одергивая гимнастерку. Начальник

милиции был не согласен.

Апейка мягко постарался разъяснить: - Мало - не потому, что факт один,

а потому, что он... недостаточен для твоих выводов...

- Как это - недостаточен?

- Он, повторяю, не говорит, что Дятел - бандит. Или даже - их

пособник...

- Но ведь пособлял же! Сам признался!

- Проводил под обрезами! Один раз!

- Узнай поди! - Харчев заходил по комнате. - Один или не один раз. Под

обрезами или не под обрезами. Все они, когда попадутся, под обрезами

помогали! Все честные, ангелы! А - маслаковцы орудуют! Кто только их

кормит да наводит! - Он стал перед Апейкой, дружески, но твердо взял его

за руку. - Я считаю: если хотим прикончить Маслака, нечего миндальничать.

Помог маслакам? Помог. Значит, тоже участник! Ну и посиди, попарься!

Одного посадишь - другой бояться будет!

- Бояться будут, - согласился хАпейка.

Он, близко заглянув в глаза Харчева, вздохнул:

- Но что мы за советская власть, если нас свои бояться должны?

- Ничего, беды большой в этом нет. Зато порядок будет, дисциплина!..