Люди на болоте. Дыхание грозы

Хадоська будут вам помогать!

Миканор мельком заметил, что отец не уезжает, ревниво следит за ним,

словно боится, что он, Миканор, в чем-то может ошибиться, или не уверен,

что его будут слушать. И вместе с тем - со стороны видно - сияет от

счастья: видит сына во главе стольких людей - всех, считай, Куреней!

Миканор указал на две большие вехи, поставленные еще зимой, на рядки

мелких вешек, которые воткнул только что.

- Вот так в ширину. Тут - посередине - гребля. Тут - по бокам - канавы

для стока воды... - Он всмотрелся в другой берег. - Вон на той стороне

стоят вешки Видите? Там - конец гребли. Туда и надо вести. Ровно, как

штык! Ясно?

Миканор и сам понимал, что на его долю выпала важная роль. Такое

ощущение было у него не впервые, оно возникло еще на собрании, когда его

назначили руководить работами, не оставляло и потом, когда он думал о

гребле; но теперь дело, о котором раньше он только думал, становилось не

только его делом, но и делом многих людей, и важность роли его как бы

возрастала. Не на кого другого, а на него, Миканора, глядели люди, ждали

его, Миканорова, приказа, куда идти, что делать; от него зависело

распределить, поставить всех так, чтобы работа шла хорошо, слаженно И

пусть их пока собралось немного, но ведь не один тут такой, что в отцы ему

годится по годам, и командовать здесь, что ни говори, труднее, чем

отделением, какое бы оно ни было...

За время военной службы Миканор увидел, что мир велик, - но в этом мире

сейчас не было для него ничего более важного, чем эта горстка людей, чем

гребля, которую ему надлежало проложить через болото.

- Ну вот, - сказал он строго, как бы давая понять, что приказы, которые

он только что отдал, есть не что иное, как приказы. - Остальные - копать

канавы!

Он отмерил каждому участок, не колеблясь, не закатывая штанов, как бы

бросаясь в атаку, ринулся в рыжую с прозеленью топь - погрузился почти по

грудь. Чувствуя, как мягко и тепло окутала тело болотная жижа, Миканор

почти без нажима вогнал в трясину лопату, поднял на ней блестящую оладью,

с которой весело стекала вода, шмякнул наотмашь. В только что вырытой ямке

было уже почти полно воды. Миканор рядом с ямкой снова воткнул лопату,

снова поднял оладью из рыжей грязи, бросил через плечо.

Вскоре уже не одна, а десяток лопат взлетали, выплескивали черное

болотное тесто. Миканор слышал этот плеск, ловил взглядом взмахи лопат, и

его охватывало веселье. Он ощущал в себе какую-то особенную крепость.

Хотелось померяться с другими силой, ловкостью - работать вперегонки.

Брал и брал болотное тесто, бросал и бросал наотмашь.

Вспомнилось, вот так же копал окопы, только были они либо в сухом

ельнике надприпятской гряды, либо в песке среди лозняков. Там, на гряде,

прочная воинская лопата часто скрежетала о камни. А тут - мягко, не

слышишь, как входит в трясину железо. Болотная жижа оплывает с краев.

Песок тоже сползал...

Как ни увлеченно бросал лопатой, на дорогу от цагельни все же

поглядывал - тянулась еще группка куреневцев.

В ней - Ларивон и Евхим Глушак. Увидев их, как обычно, почувствовал

досаду не добился суда над Ларивоном и Евхимом за драку! Выкрутились

как-то, - Хадоська, говорят, псгмогла: кинулась выручать своего Евхимку.

Уговорила глинищанского беднягу - тот сам вступился за них... Ну ничего,

теперь небось подумают, прежде чем в драку лезть! А полезут - в другой раз

не выкрутятся!

- Поздновато, герои! - встретил их Хоня.

- Ничего, успеем! - Ларивон могучей рукой легко покрутил лопату. - Не

очень-то наработал ты без нас, что рот раззявил?

- Сделал кое-что!

Евхим бросил взгляд на Ганну, буркнул строго Ларивону:

- И ты - языком не трепли! - Он спросил Миканора вежливо, послушно: -

Какой приказ будет?

Миканор воткнул в топь лопату, в мокрой, порыжевшей от грязи одежде

вылез на дорогу, пошел отводить делянку. Ларивону не хо.телось лезть в

болотную жижу: это было хорошо заметно по его жирному хмурому лицу. Евхим

же, увидев свою делянку, захохотал:

- Вот это работка! И наработаешься, и накупаешься!

С тем же веселым, беззаботным хохотком он шуганул в топь, озорно позвал

Ларивона:

- Лезь, не жмись! Каяться не будешь!.. Ну, лезь же скорей! А то, гляди,

сколько другие сделали! Не догонишь!..

Над Ларивоном начали посмеиваться. Он злобно выругался, стал

подворачивать штаны.

Медленно, недружно, кто пешком, кто с подводой, куреневцы все же

собирались. Миканору не раз приходилось вылезать из болота, отмерять

делянки, показывать, где и что делать.

- Э, начальник, отстаешь! - сказал ему Хоня, копавший рядом с ним.

Другие поддержали:

- Не с кого пример брать!

- Не с кого!

- Это еще посмотрим! - задиристо крикнул Миканор, берясь за лопату.

Но только прокопал метра полтора, как снова пришлось вылезать:

притащились еще трое.

Как раз въехал на греблю с возом земли Чернушка. Телега подскакивала на

бревнах и ветвях, трещавших под колесами. Чернушка обогнул несколько

горок, свежо желтевших на гребле, остановил коня и вытянул из-за ручек

телеги доски. Часть земли обвалилась. Он взял лопату и стал сбрасывать

остальную - начала расти еще одна горка.

Миканор велел тем, что только сейчас подошли, разбрасывать горки,