Однажды наше внимание привлекла свалка разных отходов. Сначала кто- то подсказал, потом пришло письмо о том, что на городскую свалку выбрасывается много добра. Я поехал туда со съёмочной группой. То, что мы увидели, нас поразило. Лежали ящики с шоколадом, даже не распечатанным. Валялись большие коробки с банками краски. Грудилось много других ценных вещей. А в магазинах не всё можно было найти.
Я показал и прокомментировал увиденное в первом репортаже. На следующей неделе мы снова поехали туда, и снова репортаж с этой же свалки.
Надо сказать, передача вызвала большой интерес у зрителей. Местное телевидение вообще в почёте у людей того или иного региона. Знакомые адреса, знакомые заводы, знакомые улицы. Все смотрят этот час. Что такое час? Посидел, посмотрел, что-то узнал интересное. А тут, пожалуйста, такое разгильдяйство, такое разбазаривание, когда в магазинах не всегда купишь ту же краску. Шум поднялся необыкновенный. Как мне потом сказали, передачу, видимо, вторую передачу, потому что она была анонсирована, посмотрел первый секретарь обкома партии Лощенков. И говорят, в гневе воскликнул: “Опять этот Щепоткин! Да ещё с бородой!” Лощенков терпеть не мог бородатых, считал их анархистами, от которых все беды и неприятности. А я к тому времени отпустил бороду, ну, не лопатой, а так, бородёнку.
Я решил, что самое лёгкое — это сбрить бороду. А реакция его мне напомнила ту, про которую рассказывали раньше, когда он прочитал мой фельетон “Идите в баню!”. Говорят, Фёдор Иванович долго не мог найти на селекторном телефоне нужную кнопку, чтобы вызвать начальника областного коммунального хозяйства. Наконец, нашёл и закричал: “Это что, правильно Щепоткин пишет, что в баню к нам без резиновых сапог не зайти, что там может штукатурка обрушиться на головы?” Ну, начальник мямлил-мямлил что- то... Дело стало меняться. Начали основательный ремонт. Теперь вот открыл глаза на свалки. Изменилось там что-нибудь, не знаю. Скорее всего — ничего, потому что проблема свалок разрослась к нынешнему времени в проблему государственную.
А я вскоре из Ярославля уехал. Меня назначили корреспондентом “Известий” в Казахстан.
Глава 4
Имя Святого возвращается на свое законное место
Работая в Ярославле, я довольно часто бывал в Москве. Оттуда отправлялся с друзьями на рыбалку в Астраханскую и Волгоградскую области, на охоту в Московскую область, Тверскую, Владимирскую. Через Москву ездил на Северный Кавказ и на свою родину в Волгоград на машине. И дорога всё время проходила через город Загорск. Городок компактный, не очень большой, хотя в Загорском районе было довольно много крупных предприятий, в том числе военно-промышленного комплекса. И населения в районе было под четверть миллиона. По европейским меркам это крупный город.
Проезжая через Загорск, я, да и многие люди, думали: вот как удачно назвали. Потому что примерно после середины пути дорога начинала нырять и подниматься на холмы, нырять и подниматься. То есть едешь как будто по горам. Не крутые горы, небольшие, но тем не менее спуски, подъёмы. И вот, думаю, как раз за горами появляется городок. Лишь потом узнал, что это Клинско-Дмитровская гряда, часть Московской возвышенности. Длина её где-то 200 километров, ширина 40 километров. Начинается, естественно, в Клинском районе, проходит через Дмитровский, юг Ярославской области, через Сергиево-Посадский район Московской области и заканчивается на Владимирском ополье. И тогда же мне стало известно, что город назван совсем не из-за гор. Назван он в честь революционера Владимира Михайловича Загорского. Я не слышал раньше о нём, поэтому стал интересоваться, кто такой?
Настоящая его фамилия Лубоцкий Вольф Миселевич. Оказалось, что этот человек к городу нынешнему — Загорску — не имеет никакого отношения. Он даже не был здесь. Родился и вырос в Нижнем Новгороде, дружил с Яковом Свердловым, вместе вступили в революционную борьбу. Причём, если Свердлов довольно активно, то этот — так себе. Рано эмигрировал за границу и больше жил там, чем в России.