Люди на дороге жизни. Журнальный вариант

Почитал Грозного царь Алексей Михайлович Романов, а его сын Пётр Первый считал себя последователем Ивана Грозного. “Этот государь, — го­ворил он, — мой предшественник и образец. Я всегда представлял себе его образцом моего правления в гражданских и воинских делах, но не успел ещё в том столь далеко, как он. Глупцы только, коим не известны обстоятельст­ва его времени, свойства его народа и великие его заслуги, называют его мучителем”. Чтила Ивана Грозного Екатерина Вторая и защищала его от на­падок. Я думаю, коронованная ею деревянная церковь в селе Слотино, предшественница нынешнего храма, где, по преданию, молился Иван Гроз­ный, одно из подтверждений тому.

Ценил Грозного и простой народ. Это отразилось во многих песнях, ска­заниях того времени. Эти явления отметил и наблюдательный посол герман­ского императора Сигизмунд Герберштейн: “Тому, кто занимается историей его, Иоанна IV, тем более должно казаться удивительным, что при такой же­стокости могла существовать такая сильная к нему любовь народа, любовь, с трудом приобретаемая прочими государями только посредством снисходи­тельности и ласки. Причём должен заметить, что народ не только не возбуж­дал против него никаких возмущений, но даже во время войны проявлял не­вероятную твёрдость при защите и охране крепостей, а перебежчиков вооб­ще было мало. Много, напротив, нашлось таких, которые предпочли верность князю, даже с опасностью для себя, величайшим наградам”.

К сожалению, созданный Карамзиным сознательно искажённый облик первого русского царя подтолкнул, как я уже говорил, Александра II вычерк­нуть Ивана Грозного из скульптурных изображений на памятнике “Тысячеле­тие России”. Объясняли так: неэтично ставить фигуру царя в Новгороде, где Иван Грозный казнил боярскую знать.

В истории это событие получило название “Новгородский погром”. Воз­мущением отметились, разумеется, Карамзин и даже Карл Маркс. Сначала о причинах. Екатерина II, полемизируя с Радищевым, говорит о том, что бо­ярская верхушка Новгорода собралась присягнуть польскому королю. То есть оторвать древний русский город от России. А этому название — сепаратизм, за что всегда и везде следовали серьёзные наказания. Вы думаете, из-за че­го разгорелась гражданская война между Севером и Югом в США? Из-за ос­вобождения рабов-негров? Это потом придумали, как благородный лозунг. На самом деле, из-за стремления южан создать своё государство и выйти из США. Одиннадцать южных рабовладельческих штатов образовали конфедера­цию, определили даже столицу и заявили о выходе из Союза. Вроде бы даже имели право: в конституции США не было запрета на выход. Однако прези­дент Авраам Линкольн во главе 20 северных и четырёх пограничных рабовла­дельческих штатов начал войну против южан. Она длилась с 1861-го по 1865-й. Ценой большого количества жизней сепаратизм был остановлен. А недавние две войны в российской Чечне? Тут какая причина? Всё тот же чистейший се­паратизм. Так что Иван Грозный не дал оторвать от России большой кусок её исконной территории. А дело шло как раз к этому. Боярская знать письменно заявила польскому королю Сигизмунду о готовности передать город и все прилегающие земли Речи Посполитой.

Наказание было жёстким. Но не таким, каким его рисовал перебежчик Курбский, который сам там не был, а описывал со слов иностранных “очевид­цев”, тоже в Новгороде не присутствовавших. Ну, можно ли верить “свиде­тельствам”, что было убито 700 тысяч человек, если во всей тогдашней Рос­сии — во всей (!) — насчитывалось около двухсот тысяч. В Москве — пример­но сто тысяч, в Новгороде — 26 тысяч. И также с другими “фактами”. С целью оболгать Ивана Грозного заведомые лжецы выдумывали не только фантасти­ческие цифры убитых, но и абсурдное количество пришедших с царём оприч­ников. Один “свидетель” называл 25 тысяч, другой — 15, третий 10 тысяч, хо­тя официально известно, что их было в несколько раз меньше: 500 человек — личная гвардия — и около полутора тысяч остальных. Также и с жертвами. Тот же Руслан Скрынников, которого нельзя заподозрить в любви к Грозному и который, как известно, десятилетия научной работы посвятил Ивану IV, на­считал 1505 человек. И примерно столько же в списке самого Ивана Грозно­го, который он отправил для поминовения. Это бы подтвердили и подлинные документы, которые хранились в архиве. Но в XIX веке, когда там, как пишет Вячеслав Манягин, работали масон Бантыш-Каменский и его верный ученик Карамзин, они исчезли. Впрочем, были случаи, когда работавшие в наших архивах иностранные специалисты, по словам писателя-историка, вывозили целые сундуки русских летописей. Вот за что надо карать жёстко! Не менее строго, чем за воровство золота, ибо архивы — это золото нашей истории, а значит, нашего места в мировой цивилизации.

Так кем же он был — Иван Васильевич Грозный? Не в искажённом, кривозеркальном изображении Карамзина и в тысячах повторений лжи его либеральными последышами, а хотя бы в небольшом перечне дел, ук­репивших Россию.