Люди на дороге жизни. Журнальный вариант

И вот мы приехали на эту базу. Она стояла на стыке двух речек. Более крупная шириной, может быть, метров 8-10, и рядом в неё же впадала речуш­ка где-то метра три, четыре, пять, но тоже быстрая, тоже глубокая. Место по­разило нас обилием рыбы с первого раза. Пока мы ждали егерей, которые заправляли бензином моторки, Игорь стоял на краю помоста и забрасывал удочку. Я подошёл. Он выдёргивает большую, граммов на 300-400 красно­пёрку. Вполголоса говорит: “Шестьдесят восемь...” Снова забрасывает удоч­ку и через пару секунд вытаскивает следующую, такую же краснопёрку: “Шестьдесят девять...” Увидев меня, с удивлённой улыбкой говорит: “Это не Подмосковье наше. Здесь рыбацкий рай”.

Надо сказать, как мы вообще ездили туда. Перед началом подписки все газеты и журналы проводили встречи с читателями. Это чтобы привлечь людей к своему изданию. “Известия” не отличались от других. Только журналисты ез­дили в разные места. А мы застолбили себе Астрахань. Мы встречались там с первым секретарём обкома партии, но в основном контактировали с предсе­дателем облисполкома. Нам подбирали коллективы, где мы должны выступать с рассказом о газете. Должен заметить, что встречи эти были интересные.

Выступали в основном мы с Надеиным, как самые говорливые. Игорь Карпенко был сдержан, Том Фетисов — не оратор, Страхов не имел к газете никакого отношения. Правда, был ещё один интересный рассказчик — Ашраф Ахметзянов. И, если Надеин говорил о газете в целом, я как собкор — о Ка­захстане, то тема Ашрафа в это время волновала многих. Он приехал из Ира­на, где свершилась “исламская революция”, и всё происходящее там очень интересовало астраханцев — ведь Иран был на другой стороне Каспийского моря, в ту пору внутреннего советского “озера”. А события у южного соседа происходили драматические. Ашраф рассказывал, как в стране громили всё, связанное с американцами, ибо шах Реза Пехлеви был поклонником США. Весь образ жизни менялся в соответствии с воинствующим исламом и шари­атскими судами. Ашраф говорил, что даже туалеты перестраивали на другой манер: нельзя было задом сидеть к Мекке.

Особенно бурно реагировали люди в коллективах, куда мы приходили, на рассказы Ашрафа о бесправии женщин в соответствии с новыми мусуль­манскими законами. “Теперь, — говорил Ахметзянов, — мужчина может очень легко развестись с женой. Он должен повернуться три раза (Ашраф показы­вал, как это сделать) и сказать: “Я свободен. Я свободен. Я свободен”, — по­сле чего женщину выгоняли из дома. С собой она могла взять только-то, что на ней было надето. Поэтому женщины ходили, обвешанные бусами, с коль­цами и перстнями на всех пальцах, поскольку никто из них не знал, когда муж повернётся три раза”.

Я не помню ни одного случая, чтобы слушатели не реагировали бурно. Особенно запомнилась мне встреча на каком-то рыбокомбинате. В большом зале “красного уголка” сидели одни женщины. Они пришли прямо от рабочих мест: в оранжевых прорезиненных куртках, таких же штанах. Женщины были как на подбор: здоровенные, могучие. Пока Ашраф рассказывал про шаха и даже реконструкцию туалетов, работницы слушали настороженно, но мол­ча. Но когда он заговорил об исламском разводе, “красный уголок” яростно загудел: “Это что такое?! Куда бабы-то смотрят? Порвать надо эти законы! Мы бы им дали!” Ия подумал: “До чего же раскрепостилась у нас женщина!”

После встреч мы возвращались в гостиницу, где предварительно заказы­вали небольшой номер для Игоря Карпенко. Не потому, что мы не любили на­шего друга, а ради его и нашего спокойствия. Он храпел так, что мы не могли заснуть всю ночь. Причём он интересно храпел: начинал рычать, потом завы­вал, потом как будто запевал, потом вроде затихал — было такое впечатление, что он помирал. Затем опять начинал потихоньку похрапывать, быстро наби­рал обороты, и опять начинался весь этот концерт.

Утром нас отвозили. Сначала мы ездили на самоходке, а это, должен вам сказать, часов семь-восемь из Астрахани в дельту. Это уже потом мы доезжа­ли на машинах до ближайшего к базе посёлка, где пересаживались в мотор­ные лодки и плыли на базу. Оттуда к месту рыбалки наш караван вёз кто-ни­будь из егерей. Каждый сидел в своём куласе и, пока плыл, готовил снасти. Мне запомнилась первая рыбалка. Нас привезли на речку, где был большой и глубокий “котёл”. Позднее мы узнали, что в таких “котлах” по краям держит­ся сазан, а в глубине жирует сом.

Встали по разным берегам, привязав куласы за камыш и кустарник. Забро­сили донки. А у меня тогда была снасть простая — алюминиевый двухколенный спиннинг, и “киевская” катушка, обычная, с двумя ручками. Понимая, что мо­гут быть сомы, взял толстую, миллиметровую леску, тройники с палец величи­ной. Я забросил две донки: ближе к берегу — на сазана, а вторую — в омут.