Люди на перепутье. Игра с огнем. Жизнь против смерти

Нет, лучше Карела не было никого. Он утонченная натура, он заботлив, с ним можно ничего не бояться… Подумать только: Божку вчера увезли в клинику, температура сорок, избавилась от последствий, заражение крови, кто знает, выживет ли, и уж, во всяком случае, належится в больнице! Какой мерзавец этот ее парень! Божке всегда не везло, надо будет завтра ее навестить. А тем временем Сируп уже принял на ее место другую, — что поделаешь, работа не ждет.

К осени Карел продал свое маленькое спортивное авто, с которым у Ружены были связаны самые приятные воспоминания, но не купил другого, самой последней марки. К чему машина осенью? Несмотря на то что у Карела был очень богатый отец, денег у молодого человека не хватало, — папаша оказался скрягой. От поездок за город пришлось отказаться, теперь они проводили вечера у Карела дома. Ружена варила чай марки «сухонг» и накрывала чайник куклой в желтом с голубым кринолине, украшенном крошечными розочками. Эту куклу она сшила сама на проволочном каркасе от «Короля мод» и принесла ее Карелу. Но он, видимо, не разделял ее симпатий к рококо.

Ружена знала все спортивные призы, находившиеся в комнате Карела — бронзовую статуэтку рыцаря на книжном шкафу, серебряный лавровый венок и переходящий кубок, медали, дипломы и вымпелы, — и гордилась ими, хотя первое время путала эмблемы разных спортивных клубов. Она любила трогать вещи в квартире Карела — холодную мраморную пепельницу, вечное перо, теннисную ракетку, на которой можно взять аккорд (Карел уже кричит: «Не трогай!»), белые фетровые мячи, пахнущие бензином, когда они новы, полированное дерево платяного шкафа из мореного дуба, за дверцами которого она раздевалась вначале, когда была еще глупа. Ко всему, что принадлежало Карелу, Ружена чувствовала какое-то физическое тяготение.

Иногда Карел уезжал на лыжные вылазки, обычно на несколько дней. Лыжи у него были настоящие, норвежские из самого благородного дерева — гикоры. В коридоре всегда пахло лыжной мазью, когда Карел возвращался домой, прекрасно загоревший под горным солнцем. Ружена, разумеется, не могла ездить с ним в горы, на это у нее не было времени; Карел заботился о том, чтобы, она не опаздывала на работу в парикмахерскую, и это было очень мило с его стороны, он не был эгоистом, не хотел портить ей жизнь.

С какой стороны ни возьми, он был джентльмен до мозга костей. Как человек нашего века, он не мучил ее ревностью, никогда не допытывался, что она делала, пока его не было в Праге, не изводил ее, как некоторые ребята, поджидающие своих девушек около парикмахерской после шести часов вечера. Да и что она могла делать без Карела?

В свободные воскресенья Ружена сидела дома и шила. Ей вечно нечего было надеть, и всегда она была как картинка.

Ее интересовало все, что имело отношение к Карелу, она со жгучим любопытством и завистью расспрашивала его о том, каков был снег и кто был на Шумаве. Он охотно и весело называл ей незнакомые имена. Было там несколько славных парней, в последний раз были жена и дочь одного хорошего знакомого — Гамзы. Ружена заинтересовалась.

— Что поделывает пани Гамзова? По-прежнему выглядит как барышня? Знаешь, Карел, это была моя первая любовь. А как Елена, все еще такая же надутая девчонка? Она в папашу, тот строит из себя большевика.

Карел сделал серьезное лицо и ответил, что мамаша его, разумеется, не интересовала, что же касается этой медички, ее дочери, то она вполне прилично ходит на лыжах, больше ничего примечательного он в ней не заметил, тем более что Гамзы уехали в воскресенье вечером.

— Ты знаешь их как клиенток Сирупа или встречалась с ними на собраниях? — спросил он снисходительно, словно исключая какую-либо другую возможность и тем самым отказывая Ружене в праве иметь с ним общих знакомых. Ружену это обидело, и когда он попытался обнять ее, она заявила, что не в настроении, хотя тотчас же сама обняла его.

— Слушай, Карел, — сказала она, — знаешь, что мне в тебе всегда не нравится?

— Ну? — отозвался Карел, начиная одеваться.

— То, что ты никогда не говоришь со мной серьезно. О том, чем ты занят, о своей химии, об этих красителях, обо всем. Ты не думай, это тоже может меня интересовать. У меня тоже есть духовная жизнь.

Карел повалился на диван, раскинул руки и долго хохотал так, что тряслись спортивные дипломы на стене. А что в этом было смешного? С Карелом не раз случалось так: вдруг ни с того ни с сего его разбирал молодой безудержный смех.

Хорошая девушка была Ружена, отличная девушка!

ЗА РАБОТОЙ

Галачиха сидела перед рамой, подобной пяльцам, на которой висели листы с эскизом, и набирала основу. Наверху лежал навой с основой; новичку Ондржею когда-то такие навои показались в тысячу раз увеличенной катушкой с маминой швейной машины. Как далеки эти времена! Сейчас он стоял рядом с Галачихой и подавал ей по порядку нужные нити. Эскиз был у них перед глазами, новый, только что полученный из конторы, — фабрика переходила на летние ткани.