– Знаете, то, что приобрелось, оно компенсировало все, от чего пришлось отказаться. Потому что то, что человек получает, изменив свою жизнь в сторону вот каких-то Божиих дел, все это с лихвой восполняет все то, от чего человек отказывается. Я смог послужить и обители, и людям, то есть смог реализовать себя. То есть обычно человек – что он в жизни хочет? Ну, кто-то хочет заработать денег, но это уж цель такая, ради которой сейчас… даже сейчас уже таких людей, в общем-то, думаю, совсем-совсем немного. Не деньги цель, да, а сделать какое-то дело, то есть какое-то интересное дело, которое уже позволит и зарабатывать, и как-то реализовать свои какие-то таланты, умения, силы. Вот для меня здесь как раз удачно сложилось, что я смог здесь уже потрудиться, причем в разных совершенно областях, то есть смог даже заняться тем, чем никогда в жизни не предполагал. Допустим, сельское хозяйство – никогда не хотел этим заниматься, но пришлось. И в итоге оказалось, что это тоже получается, что это тоже не так уж, в общем-то, и сложно, что это тоже наука, но которую вполне можно изучить. Поэтому здесь можно реализовывать себя в совершенно разных областях, причем иногда даже в совершенно неожиданных. Вот. Поэтому вот эта часть – она с лихвой тоже у меня была, так сказать, исполнена. Соответственно, вы знаете, когда человек трудится в любом месте, то Господь дает ему все, что нужно, для жизни. То есть если я каких-то не заработал больших денег, как, может быть, этого можно было бы сделать в миру, но здесь зато я имею все, что мне необходимо, и этого вполне достаточно.
Как мне очень нравилось, что есть такая поговорка: «Богатый человек – не тот, у кого много всего есть, а тот, кто ни в чем не нуждается». Поэтому вот эта привычка не нуждаться – она как раз и делает нас, собственно, богатыми людьми. Поэтому богатство тоже, можно сказать, что есть.
Соответственно, семья… Ну, да, да, там, допустим, отказавшись от семьи в миру, соответственно, я приобрел здесь даже гораздо большую семью, вот и братьев, и сестер, и детей, и всех. И людей, которых можно точно так же любить, вот. То есть, опять же, даже вот эта часть – она никак не ущемлена, потому что, так сказать, у нас эта вот семейная любовь, которая в миру, она часто замыкается на наших совсем близких: жена, дети, наши родители, то здесь любовь распространяется уже на наших близких людей, которых достаточно много. И эта любовь – она ничем не хуже, ничем не ущербная какая-то, чем любовь семейная. Поэтому получается, что и этим тоже мы никак не обделены. И получается, что все, что, в общем-то, я бы хотел получить в миру, ну, за исключением, может быть, если человек хочет того, какой-то, не знаю, славы, допустим, когда люди хотят как-то быть известными, там, ну, есть такое, собственно, то здесь, конечно, этого нет, потому что как раз от этого мы стараемся подальше убегать. Это нам совсем как-то не нужно, неинтересно. А получается, вот реализовать все, что, в принципе, человек может реализовать, здесь вполне возможно. Просто чаще всего люди, уходя из мира, стараются свою жизнь изменить каким-то более решительным образом. То есть это уже какие-то дальние монастыри, какие-то пещеры, может быть, какие-то закрытые от посещения людей места. Я пришел в городской монастырь, поэтому, в общем-то, получается, что недалеко ушел от мира. Он за стеной – пожалуйста, огромный мегаполис. Опять же, приходят люди, гости, то есть получается, все равно вот это общение – оно, так сказать, и не прекратилось. То есть получается, реально мы приобрели гораздо больше, чем было у нас в миру.
– Сам момент перехода из обычного человека в монаха вы помните?
– Ну, как-то это произошло очень естественно. То есть какого-то вот буквально, чтобы сегодня я уснул, скажем, обычным человеком, а стал каким-то другим, такого, пожалуй, не было. И мне очень запомнились на всю жизнь слова нашего выдающегося иерарха – блаженнейшего Митрополита Онуфрия, он очень дружен с нашим отцом наместником, они вместе были в Троице-Сергиевой лавре чадами отца Кирилла покойного (Павлова). И он, когда меня отец-наместник постриг в монашество, как раз был здесь, у нас, в гостях. Я подошел под благословение, он был уже епископом тогда, владыка Онуфрий, и отец-наместник попросил дать ему мне какое-то напутствие такое, пожелание. Владыка задумался и говорит: «Ну, желаю тебе, чтобы с принятием образа ангельского, – и так подумал, – не потерять образ человеческий». Вот. Это мне как-то очень понравилось, это очень глубоко так было сказано. Ангельский образ – это монашество называется ангельским образом. Но мы все должны все-таки остаться еще и людьми, потому что иногда бывает, что люди как-то слишком стараются как-то от всего отстраниться, вот и появляется некая такая отчужденность. Но она такая, ну, не совсем, может быть, естественная все-таки, поэтому мы стараемся остаться прежде всего людьми, в каком-то лучшем смысле этого слова.