Люди неба

И, видно, Господь посмотрел, что я колеблюсь: то туда, то сюда, то иду, то не иду, то через год, то через месяц, то еще что-то, в один прекрасный день у меня опять заболела голова. В этот раз уже не такие боли были. И вот она болит и болит время от времени. И я приехал в Институт Герцена, мы каждую пятницу там служили, и тетечки, которые там работали, всегда о сотрудниках храма заботились, и о всех прихожанах, то есть это такая большая семья была. У нас был отец Паисий, который был священником на тот момент, иеромонахом он был, он был у нас как папа, матушка Евпраксия как бы мама, а мы все дети были. И я посетовал на то, что у меня болит голова, и они говорят: «Ой, пойдем компьютерную томографию делать». И привели меня на МРТ, сделали снимки, и выяснилось, что у основания черепа с двух сторон от сонной артерии у меня опять опухоль обнаружили. Стали сразу делать все обследования, проверили, вроде больше нигде нет. Выяснить не смогли, что это. Может, это патология с рождения, может, это заново образования какие-то. Но тогда я уже понял, что все, надо собирать чемодан, потому что, пока еще обследовали, на тот момент был наместником монастыря владыка Алексий, и отец Паисий с ним поговорил. Ну, владыка Алексий тоже меня знал, потому что я приходил на службы, он знал, что я пономарю в Институте Герцена. И вот отец Паисий с ним поговорил, и решили, что если будет совсем все плохо, то будет решаться вопрос о том, что меня в схиму постригать, скорее всего. Но, слава Богу, до этого не дошло. В один прекрасный день, как раз Великим постом, я пришел на Стояние Марии Египетской, и мне дали ключи от кельи, и я остался в монастыре. И помню, перед тем как уходить в монастырь, за полгода где-то, может, чуть побольше, я на день рождения собрал всех друзей у меня на даче.

Самые близкие друзья остались ночевать у меня на даче, и вот мы уже ночью сидим, все разъехались, мы сидим, и все такие веселые, радостные. И я им говорю: «Слушайте, я вам хочу новость такую сказать интересную – я ухожу в монастырь». Вы знаете, это какое-то «к нам едет ревизор». Все сразу замерли.

Смотрят на меня, такие удивленные, и один говорит: «Тебе чего в жизни не хватает? У тебя все есть, какой тебе монастырь? У тебя есть дача, у тебя есть все. Зачем это тебе надо?» Девчонки, одна из них моя крестница, другая – мама моего крестника, они сразу почему-то стали решать, кто будет мне привозить продукты. Было так интересно. Одна говорит: «Я ближе живу, я, наверное, буду тебе привозить». Я говорю: «Да вы не переживайте, там кормят». Ну, у людей представление, что в монастыре не кормят, мы все бедные, забитые, ничего не умеем, вообще необразованные, как правило, в монастыре. И они долго ждали моего ухода, и тут все, я ухожу. Для них это, конечно, уже шоком не было, они уже были готовы. Но они мне звонили каждый день и спрашивали: «Ну, тебе как там? Ты не собираешься вернуться? У тебя все хорошо? Тебе чего-то нужно?»

У мамы, конечно, слезы, уговаривания. А мне нужно же было какие-то вещи перевезти себе. И в один прекрасный день я приехал к себе домой, мама была у меня как раз, и я собрал какие-то сумки. И мама видит, что я все сумки взять не могу разом, и говорит: «Ну, что, давай я тебе помогу, довезу до монастыря, вот только в монастырь я заходить не буду. До двери довезу, и все». И я говорю: «Ну, давай». И она довезла меня до монастыря, я забрал сумки и в шутку ей говорю: «Ну, что, сбагрила уже?» И мама как-то развеселилась, как-то заулыбалась.

– Вам предлагали два варианта, что «мы тебя или обвенчаем, или пострижем». Почему первый вариант не прошел?

– Ну, знаете, я просто поговорил с врачами перед этим еще. При том количестве химиотерапии, которую мне ввели. Слово «онкология» – это общее название, там же очень много раковых клеток. При тех клетках, которые были у меня, и при всей химиотерапии была большая вероятность того, что это передастся по наследству. Человеку, который через это прошел, тяжело будет смотреть на своего ребенка, когда он проходит через то же самое. Я не был готов к этому, поэтому этот вопрос отпал сразу. Любая семья – это продолжение рода, правильно? А жениться, зная, что ты не будешь заводить детей, не из-за того, что ты не хочешь, а из-за того, что ты не хочешь ими рисковать… Любая женщина – в первую очередь мать, а не просто жена, и она, естественно, выходя замуж, думает о чем? О продолжении рода, что у нее будут дети, у нее материнский инстинкт. И сказать ей: «Милая, давай мы с тобой поженимся, но детей у нас с тобой никогда не будет», – мало кто на это готов. И зачем?

– А ваши старые знакомые из предпринимателей как восприняли то, что вы ушли в монастырь?

– Ну, знаете, у всех реакция своя. Вот тот друг, который меня возил в больницу и из больницы, он в один день задал мне вопрос. В очередной раз он меня куда-то вез на своей машине.